— Вы можете мне сказать — что это такое?
С утра Президент был не в духе. Он аккуратно, чуть ли не брезгливо, двинул пальцем синюю пластиковую папку.
— Это вопросы от граждан нашей страны, — советник Президента аккуратно выпростал руки из-под складок бесформенного черного одеяния и подтянул папку к себе, царапнув длинными заточенными ногтями по столу. Президент поморщился. Советник открыл папку и некоторое время молча просматривал листы с аккуратными распечатками вопросов. Угадать, какое выражение было в этот момент на его лице, скрытом под желтой шелковой маской, не смог бы никто, тем более, что никто и не знал — есть ли там, под маской, хоть что-то, напоминающее лицо.
Он закрыл папку. Президент выжидающе вглядывался в узкие щели, прорезанные в шелке. Он никак не мог разглядеть глаза советника и поэтому раздражался все больше и больше, хотя не подавал вида.
— А что? Нормальные вопросы, — советник сдвинул кончики пальцев. Ногти лязгнули, словно кинжалы.
— Особенно первый! — Президент все-таки не сдержался и повысил голос. Выдернув верхний лист из-под обложки папки, он нервным движением разгладил его и прочитал:
— «Как вы относитесь к пробуждению Ктулху?» 
Советник пожал плечами и промолчал, видя, как шеф скомкал лист и швырнул в корзину для бумаг.
— Они там что — думают, что это игрушки? — Президент с силой припечатал кулак к полированной столешнице. — Один идиот устроил модный… как его там… флэш-моб! А другие потянулись за ним, как бараны! Это же не кальмар, в конце-концов! Не осьминог!
На секунду задумавшись, он нажал кнопку селектора.
— Слушаю, — отозвался динамик.
— Что там с мониторингом Р'Лайха? Доложите мне немедленно.
— Через минуту предоставлю последние данные.
Прошло не больше сорока секунд, и селектор ожил снова.
— На шельфе спокойно. Температура и придонные течения в норме. Район патрулируется двумя нашими подлодками класса «Тайфун», никакой активности не отмечено. Около часа назад над точкой по своему курсу прошел японский траулер, после этого судов и самолетов в данном районе отмечено не было. Если необходимо, я могу связаться с капитанами обеих подлодок.
— Не надо, — Президент чуть успокоился, но говорил все еще резко и отрывисто — верный признак недовольства, — передайте, чтоб отправляли доклад в штаб каждый час, ясно?
— Так точно.
В кабинете снова повисла тишина. Советник чуть заметно сдвинулся в кресле, зашелестела тяжелая ткань одеяния.
— Не понимаю Вашего беспокойства, — его голос, пропущенный через коробку электронного фильтра, звучал ровно и мелодично. Без этого прибора понять советника было невозможно — частоты его речи были неуловимы человеческим ухом. — Звезды показывают, что до ближайшего благоприятного расположения, которое может повлиять на Заточенного, остается еще три тысячи двести лет. А без этого пробудить его невозможно, уверяю.
— Звезды показывают? А кроме звезд? Разве непонятно, что существует еще и мысль, способная на многое? Уже восемь тысяч человек задают этот вопрос. Восемь тысяч! А это значит, что все восемь тысяч думают об одном!
— Что такое даже восемь тысяч для Древних? — пренебрежительно уронил скрытый за желтым шелком собеседник. Президент откинулся на спинку кресла и медленно выдохнул, успокаивая нахлынувшую ярость. «Спокойно!» — сказал он себе.
— Вы так больше не говорите, хорошо? — усмиренный волей, голос его не дрогнул. — Если у себя, в Ленге, вы можете такими… понятиями оперировать, то у нас в России я попросил бы учитывать реалии менталитета. Нам сейчас только Ктулху не хватало для полного счастья. Вы можете меня заверить, что в случае своего пробуждения он не станет угрозой для национальной безопасности?
— Не могу, — ногти заскрежетали, яростно сталкиваясь, — и более того, не хочу. Потому что если Ктулху проснется, то никакой безопасности — ни национальной, ни, тем более, мировой — просто не останется. Это неприемлемо, потому что с крушением вашего мира непременно придет конец и нашему.
— И что же? — Президент поднял бровь, скривил тонкие губы в непривычной усмешке. — Неужели вас всех это пугает?
— Не пугает, — впервые за весь разговор советник посмотрел Президенту прямо в глаза, и тот прищурился, уловив холод, рвавшийся наружу из черных дыр в прорезях шелковой маски. — Дело в другом. За последнее время мы слишком привыкли к сотрудничеству. Ваши сновидческие экспедиции — достигли… будем честны, достигли больших дипломатических успехов. На самом высшем уровне, в ониксовом Кадате, впервые за бессчетное количество тысячелетий решено заключить договор с представителями людей. Кроме того, не последним аргументом стал успех карательной миссии в Антарктиде. Смерть Тсаттхогуа и безупречные действия вашего русского спецназа обсуждались повсюду, поверьте. Победа духа стала полной неожиданностью для… В общем, если бы это было не так, я бы не присутствовал здесь в качестве Вашего советника.

Пискнул селектор, замигал красный огонек экстренного вызова. Президент нажал кнопку.
— Северная Корея, не поставив нас в известность, осуществила запуск двух ракет средней дальности по направлению к известному квадрату на шельфе, — в голосе невидимого докладчика не чувствовалось напряжения, только глубоко скрытая ирония.
— И? — советник увидел, как побелели костяшки крепко сжатого кулака.
— Обе ракеты разрушились в воздухе, обломки одной из них упали на российской территории. Пострадавших нет.
— Он спит, но все чувствует, — медленно произнес советник, склонив голову, покрытую капюшоном. Президент искоса глянул на него, хмыкнул и жестко проговорил в селектор:
— Раз так — корейцы сами виноваты. Вопрос вынесите на обсуждение Совбеза ООН, а по личным каналам передайте, чтоб не пороли горячку, им же будет хуже.
Отключив микрофон, Президент встал и прошелся по кабинету, сунув руки в карманы брюк. Развернулся на каблуках и переспросил:
— Значит, спит, но все чувствует? — и, после утвердительного кивка желтой маски, пожал плечами. — Ну и пусть спит дальше. На здоровье. Какой там второй вопрос?
— «Собирается ли Российская Федерация использовать для обороны своих рубежей огромных боевых человекоподобных роботов?» — медленно прочитал советник.

Оба рассмеялись.