Однажды летом, нас с Жеганом мои родаки умудрились запихнуть в понтовый пионерский лагерь от какого-то института. Отец там хуйню чинил всякую и начальники его типа отблагодарили. Пускай, говорят, Ваши дети Пантелеймон Филипыч, отдохнут по-человечески. Ну отец меня туда и отправил, а вторую путевку корефану моему отдал. Хуле – веселиться так вместе. Ох же, бля, напрасно он нас туда отправил. Ох, бля не подумал тятя куда выщерка своего кинул. В общем, вот вам история про двух волков в овечьем стаде.

Короче, приехали мы, ходим бродим. Все дети как заводные огурцы носятся туда-сюда. Все друг друга знают. Все в кружках каких-то сраных состоят и главное, жрут че-то постоянно. Постоянно че-то за щекой хомячат, как будто им человеки-нивидимки писюка в рот пихают. 

Ну и хуй с ними. Мы с Жеганом побродили несколько дней. Потом тоже пошли в кружок записываться. Решили в авиамодельный. Там всякие уебанцы модельки самолетов клеили и дрочили потом на них счастливо. Мы записались. Вожатый долго копался в закромах, потом выдал нам модельку – самую хуевую. Все клеили истребители да вертолеты, а нам дали пластмассовый обрубок с короткими крыльями как у курицы.

- Че это за аэровафлю ты нам дал? – спросил Жеган у вожатого.
- Это грузо-пассажирский самолет, на нем во время Великой Отечественной войны летчики совершали ночные бомбардировочные вылеты. – с умным видом сказал вожатый.
- Слышь, а на хуя ты его нам то дал? Дай нам че-нибудь реальное склеить! Штурмовик или ракету. Не хотим мы эту ночную вафлю собирать.
- Начните с этой. Данная модель – наиболее простая для склеивания. Для новичков – самый раз.
- Какие мы тебе новички?! Ты знаешь сколько мы самолетов и прочей хуйни переделали?
До хуя! Одних наших моделек хватит чтобы блять весь мир к ебеням разнести. Новичков нашел бля.

После такой нашей искренней тирады, вожатый, Димой его звали, крепко задумался. Че то попотел в очки, поковырял в носу. Потом наконец разродился:
- Ладно ребята, я вам поверю под честное пионерское. Вот вам, - тут он опять нырнул в закрома, долго че-то там шуршал. Вылез держа в руках неибательски здоровую коробку.
- Вот вам ребята модель штурмовика Ил-10. Только очень вас прошу – не испортите ее. Она у нас единственная.
- Не ссы! Через неделю все будет готова. От настоящего не отличишь! – успокоили мы Диму и попиздовали клеить модель.

Тут я должен вам признаться что мы все напиздили этому олуху. Ничего и никогда мы не клеили. Я клей один раз в руках держал, кодга мы его нюхали у Сутулого дома. Но бля, решили мы, если всякие очкастые говножоры могут клеить, то хуле ж нам не смочь.
Так мы подумали и раскрыли коробку с самолетом. От увиденного наш боевой пыл слегка обмяк.
- Ебать! – сказал я.
- Ебать! – эхом откликнулся Жеган.

Такого количества всякой хуйни мы и представить себе не могли. Вся коробка была до отказа забита пластмассовыми детальками, причем ни одна из них даже отдаленно не походила на самолет.
- Может, они не то в коробку положили? – спросил Жеган.
- Или сразу несколько самолетов запихнули.

Повтыкав еще немного вы эту больную фантазию из пластмассы, названную Ил-10, мы решили обратиться за помощью. После обеда поймали очкарика из кружка.
- Слышь, ты клеить самолеты умеешь? – спросил я обосравшегося от страха конструктора.
- Умею, - проблеял обсос.
- Тогда поможешь нам склеить штурмовик, - сказал Жеган.
- Или мы тебе ласты склеим, понял? – добавил я.

Очкарик нам помог. Он живо раскидал по кучкам детальки гундося под нос какую-то хуйню:
- Это фюзеляж, это крылья. Шасси, подкрылки…
- Слышь, подкрылки - хуилки, когда клеить начнем?!
- Сейчас. Главное – последовательность. Собираем фюзеляж, потом крылья, хвост. В общем, от крупного к малому.
- От крупного к малому! Ебеныть! Жеган – давай сами соберем эту хуйню.
- Давай. Обсос, - обратился я к очкарику, - будь рядом если мы че не так сфизюляжем.

И началась кропотливая работа. Жеган херачил корпус и хвост, я готовил крылья, наклеивая на них всякую мелкую херню. Время от времени мы звали очкарика, который вносил поправки в нашу конструкцию.

Наконец, штурмовик был готов. Несмотря на наши старания и помощь очкарика, самолет не выглядел новым. Да и на штурмовик с картинки не очень походил. Жеган, перепутал крылья и они торчали задом наперед, а я отломал лопасти у пропеллера и не туда приклеил пулемет. В общем, такой самолет ни хуя бы не понравился вожатому. Надо было че-то срочно придумать. И мы придумали.

- Слушай Вован, а давай он у нас летающим будет?
- Как мы его летающим сделаем? Моторчик штоли запихнем?
- На хуя? А слепни на что? Давай его на слепнях запустим!

Идея мне понравилась. Мы уже делали так в деревне – поймаешь слепня, привяжешь его ниткой за бошку и отпускаешь. Он летит в охуевании и за собой нитку тянет. Здоровые быки могли всю катушку размотать. Самолет, конечно, тяжелей катушки весил. Но, решили мы, штук пятьдесят слепней поднимут его в небо.

Целый день мы как подорванные ловили слепней и шмелей-беложопиков. Потом каждому привязали к бошке белую нитку, второй конец которой закрепили к самолету. Чтобы не допустить фальш-старта и преждевременного износа «двигателей», привязанных насекомых мы аккуратно запихивали в спичечные коробки.

Наконец, все слепни и шмели заняли свои боевые места. Расфасованные по спичечным коробкам они нетерпеливо жужжали, рвясь в небо. Мы позвали на старт двух обсосов- асисстентов и с их помощью открыли все коробки одновременно.
- Взлет! – скомандовал Жеган.

Тупые насекомые однако не поняли нашего приказа. Часть из них осталось на аэродроме, тупо бродя вокруг коробка. Многие взлетели, но в разные стороны, путаясь в нитках. Через несколько минут обессиленные слепни попадали на землю. Только пару шмелей че-то жужжала в воздухе, не в силах сдвинуть штурмовик с места.

- Фиаско! – грустно промолвил один из обсосов.
- Че?! – не понял Жеган.
- Я имею ввиду - полная катастрофа.

Да уж. Катастрофа была просто пиздец какая. Мы сидели с Жеганом за сортиром, курили и с отвращением смотрели на наш штурмовик.

- Ну че, Вован? Давай его сожгем что ли. А вожатому скажем, мол спиздили?
- Или у задротов отобрать?
- Не получится – наш один такой. Да и стуканут они.
Че делать блять? Че блять делать? Вдруг на плечо Жегана упал крупная лепеха птичьего говна.
- Хуяк! – удивился Жеган.
- Как блять бомбардировщик!
- или как штурмовик.

Епты - птицы! Нам надо использовать в качестве двигателя птицу. И пиздец – победа.
А птиц то мы умели ловить. Через пару часов поймали галчонка. Мелкого, но шустрого.
Привязали ему к ноге кусок деревяшки – штурмовиком решили пока не рисковать, мало ли куда этот мудак полетит, - и отпустили. Галчонок повизжал мальца, поохуевал немного и полетел. Деревяшка привязанная веревкой к его ноге, взлетела с небольшим разгоном следом.

- Охуенно! – констатировали мы. Правда, веревка отвязалась и прыткий галчонок съебался, но поймать еще одну птицу было не сложно.

На следующий день, мы решили показать наше чудо кружку. Дима, узнав что мы собираемся поднять готовый штурмовик в небо, очень обрадовался и позвал еще всяких обсосов из разных отрядов, и до кучи директора.

Директор был мудак и нас недолюбливал, считая что ошибкой было нас пускать в его образцовый лагерь. Ну и хуй с ним – с этим директором. Точнее – с ним пиздец какая история приключилась под конец смены, но об этом в другой раз.

Короче – этот мудак Дима созвал весь лагерь к обеду. Типа торжественный запуск легендарного самолета.
Мы с утра самого носились по территории лагеря в поисках подходящей птицы, но как назло ничего не попадалось. Все съебнули суки. Пришлось ловить неэстетичную ворону.

- Ладно, Вован. Ворона, так ворона – сильней полетит.

Мы крепко привязали к ногам птицы веревку с самолетом. Самой вороне заклеили клюв, чтобы она своим карканьем не портила праздник и покрасили тварь в голубой цвет – чтобы сливалась с небом и не отвлекала внимание восторженных обсосов от парящего штурмовика.

И вот торжественный момент старта. Куча мудаков собралась на линейке. Я вышел на сцену с самолетом, прикрывая его рукой – очень уж он уебищно выглядел, а Жеган чуть вдалеке за щитами с бодрыми пионерами притаился с вороной.

Еще минуты три Дима толкал какую-то шнягу про подвиги и прочую хуйню, потом он замолк и отошел.

- Раз, - скомандовал я, - два, три, - на счет пять Жеган подбросил вверх ворону.

Все замерли, уставившись на штурмовик. Ворона, сука блять, немного помахала крыльями, при этом самолет развернуло и он немного протащился по «взлетке».
Потом эта тупая тварь решила узнать, что ей мешает лететь, кроме склеенного ебла и привязанной веревки. Увидев самолет, она рухнула рядом с ним и немного пошароебясь вокруг, несколько раз ебнула по клювом по корпусу. Все в охуевании уставились на покрашенную ворону. Глупое животное, меж тем, вошло в азарт и довольно быстро раздолбала штурмовик, потом насрала рядом и съебнула шурша голубыми крыльями и унося с собой остатки Ил-10.

В абсолютной тишине, наконец раздался голос директора:
- Изверги. Просто живодеры – хуже фашистов!

Нам дали пизды, отчитали перед всем лагерем и запретили до конца смены ходить купаться и посещать дискотеки. Естественно, что о карьере авиамоделистов тоже пришлось забыть. В общем, полный пиздец – натуральный концлагерь. К тому же еще и директор постоянно сука следил за нами.
- Чтобы вы еще кого не замучили! – говорил он при этом.

Но бля, до конца смены мы в лагере так и не продержались. Причем пиздец устроили по полной. Но об этом в другой раз...

В общем, нас бля прижали конкретно. Мы с Жеганом стали типа изгоями и никто с нами не водился. Хуле – сам директор сказал, что мы изверги и хуже фашистов. К тому же сразу после этого события последовали еще два инцидента, окончательно поставившие нас вне закона.
Во-первых, голубая ворона вскоре сдохла. Ее вонючий труп был найден мелкими обсосами – октябрятами в бассейне. Естественно, ее смерть записали на наш счет. Как будто бы ни хуя не было понятно, что с переклеенным еблом и покрашенным туловищем, вороне не долго оставалось жить.

Второе происшествие было хуже. В субботу мы с Жеганом все-таки проникли на дискотеку в клуб. И там, подкупив сигаретой диск-жокея, попросили поставить нашу кассетку.
- Поставь Славик пару песенок, че тебе жалко бля?

Славик был сцыкуном, но жадным. Поэтому он согласился поставить только одну песню за три сигареты. Поскольку сигареты мы спиздили у него же, то нам было не жалко. А песней мы надеялись вернуть себе уважение в лагере.
Тогда все обсосы слушали какую-то хуйню. Всякое диско, Пугачеву и прочую блевотню. Некоторые, типа продвинутые кексы слушали брейк-музыку и танцевали под нее. Дергались как кубики-рубики и делали глупые ебальники – типа изображали из себя роботов.
Мы решили показать этим мудакам настоящий музон – хеви металл. Была у нас кассетка с Эксептом, вот ее то мы и решили поставить.

Через пять минут в клубе, где толпа потных пионеров топталась под негритянские частушки от бони-эм, наступила тишина. Это мудак Славик поставил нашу кассету не той стороной. Мокрые от духоты и возбуждения задроты подняли свист и требовали возобновить дискач. Славик немного потупил и, наконец, поставил. В динамики ударила железная кувалда и хриплый голос визгливо захрюкал на английском языке. Все пионеры в охуевании застыли, потому что никто из них, понятное дело, не знал, как надо танцевать под хеви – металл. Зато знали мы.

Подвывая в такт песни, мы с Жеганом выскочили на площадку и, схватив себя одной рукой за яйца, а другую выставив в сторону – типа гитары в руках держим, мы начали трясти своими тыквами. Так мы оттрясли два куплета, потом начался запил – это забойное соло на гитаре – мы повалились на пол и как кобры стали извиваться и шевелить пальцами рук, перебирая невидимые струны. Немного поелозив по полу, я уже собрался было подняться для финального забоя, как вдруг музыка че-то резко оборвалась. Охуевшие обсосы пялившееся на нас расступились и в образовавшемся проходе объявился директор.
- Это провокация? – сухо спросил он нас.
- Не, это Эксепт. Тяжелый рок.
- Да уж урок тяжелый придется извлечь. Я вам запретил появляться на дискотеке. А вы мало того что проникли сюда, так еще и набрались наглости ставить нацистские марши!
- Какие еще марши? Товарищ директор…
- Марш! – завизжал директор и, схватив нас за воротники рубашек поволок к выходу.
Упираясь, мы тащились за ним, запоминая ехидные рожи обсосов. Сочтемся, бля, уебки!

Директор на следующий день опять перед всеми нас обосрал, назвав нас фашиствующими молодчиками, слушающих милитаристскую музыку. Потом он еще долго размахивал дохлой вороной, называл нас в который раз живодерами, че-то тер про каких-то бианки и прочую лабуду. В конце предложил выгнать нас на хуй из лагеря, и до кучи из пионеров. Брызжа слюной, он вопил тряся в нашу сторону мертвой птицей:
- Неужели ради этих мерзавцев Павлик Морозов, Марат Козей и остальные герои проливали свою кровь?! Достойны ли эти два эгоиста и живодера, - тут он посмотрел на ворону, стараясь найти подтверждения своих слов и продолжил, - носить частички Красного Знамени на своих не мытых шеях?!

Все напряженно тупили. Потому как по большому счету всем было насрать – оставят нас или не оставят нас. Все хотели жрать и купаться.
Директор еще немного прогнал, потом видимо устав, спросил мнение отряда. Из разноголосого мычания стало понятно что, дескать, хоть мы и полные пидарасы, но отряд за нас в ответе, потому что бля «один за всех и все за одного» и короче – нас взяли на поруки. На том и разошлись.

Прошло две недели. Мы продолжали тупить с Жеганом и развлекались как могли. Купаться нас не пускали, на дискач тоже. В наряды ставили на кухню – говно какое-то чистить и мыть всякий шлак. В общем, на неинтересную работу. Зато следить за нами перестали. Все решили, что мы осознали низость своего поведения и типа раскаиваемся и плачем по ночам. Кто-то слышал даже, как Жеган всхлипывал.

На самом деле он тогда не всхлипывал, а сморкался. Мы тогда всю ночь собирали сопли в пакет. Тупые овцы из соседней палаты за ночь до этого перемазали нас зубной пастой – это такое пионерское развлечение, считается охуенно весело измазать пионера пастой. Нам это не показалось веселым и мы решили в отместку измазать их соплями и насцать в ботинки.

Но – это все семечки. Наша главная мечта была теперь отомстить суке директору. Причем не просто насрать ему в компот или стекло в кабинете разбить, а отомстить по-настоящему – чтобы блять весь этот ебанный лагерь охуел. А настоящая месть, как известно, требует серьезного подхода и сильной выдержки. Потому мы решили не распылять силы, не палиться зазря и полностью сосредоточились на директоре.

Кстати, это спасло тупых пионерок – мы не стали их мазать соплями, а только двум самым ебнутым кобылам надрочили на ебальники. Только эти дуры так и не поняли чем это у них ебла с утра измазаны были. Решили что зубной пастой. Одним словом - дуры конченные, стоило ради этого дрочить полночи.

Итак, мы решили отомстить. Для начала установили слежку за директором. Когда приходит, куда уходит, че делает и все такое прочее. Как два ловких сыщика мы целыми днями сидели в кустах, наблюдая за маршрутами директора. И вот, проклюнулось интересное явление – каждый день этот пидорас заходил в подсобное помещение продовольственного склада. Заходил ненадолго – всего на минуту, а потом довольный пиздовал дальше. В подсобке этой трудилась баба Нюра – старая корова, помощница повара. Она там целыми днями сидела и че-то там колдовала над хавчиком.
- Че он там у нее делает? – спросил меня Жеган.
- Не знаю. Не ебет же он ее. Небось, хавчик в одинаре точит.
- На хуя ему в сарае хавчик точить? Может, он че-то ныкает там?

Мы удвоили наши наблюдения за подсобкой. Однажды, нам удалось подобраться близко к окну в тот момент, когда директор только зашел туда. Жеган подсадил меня и я, прижимаясь ухом к стеклу, вслушался. Раздался голос бабы Нюры:
- Сергей Алексеевич, сегодня только до двенадцати.
- Но ты ведь знаешь… а впрочем, ладно.. – че там дальше прогундел директор я не разобрал.

Мы решили, что раз старуха сказала что сегодня только до двенадцати, а на часах, когда Алексеич заходил в подсобку было уже за час дня, значит, она имела ввиду полночь.
- Хуя братан! Че надо этому пидору в полночь от старухи?! – спросил Жеган.
- Не знаю. Сегодня посмотрим. Наверное, он реально че-то спиздить собрался. Мы его раскусим, и нам орден дадут.

Ближе к двенадцати, мы ловко соскочили с кроватей, подложив под простыни покрывала и чемоданы – как будто бы это мы и есть, и на цыпочках подкрались к подсобке. В ней горел свет. Мы затаились и принялись ждать. Через несколько минут на дорожке появился директор. Он торопливо шел, держа руки в карманах штанов и воровато озираясь (точно сука, спиздить народного хозяйства собрался!). Подойдя к подсобке, он едва слышно поскребся в дверь. Та открылась, и директор проскользнул внутрь. Дверь тотчас закрылась обратно. Минут двадцать мы сидели, напряженно вслушиваясь и пытаясь разобрать звуки, доносившееся из здания. Но стены были толстые, и ничего разобрать было невозможно. В окошко же заглядывать ссали – при свете лампочки нас могли пропалить. Но спустя несколько минут свет вдруг погас, я мигом вскарабкался Жегану на плечи и осторожно заглянул в окошко.

Ебаный в рот! Это ужас что я там увидел, а увидел я все хорошо – в противоположное окно бил фонарь, освещая все помещение. Как мы раньше то оконце не приметили – хуй его знает.
Вот что я там увидел – в дальнем углу большого помещения, заваленного всяким хламом, на картонных ящиках с наброшенными поверх одеялами, в раскоряку стояла баба Нюра и держала за рога козу. Директор наш стоял сзади бедного животного, и своим мелким кривым стручком обмотанным изолентой, долбил ее в очко! При каждом тычке баба Нюра глупо улыбалась и затыкала козе пасть, а Алексеевич деловито поправлял очки и продолжал долбление.

Еще немного поглядев на это рвотное зрелище, я слез на землю и сказал Жегану что необходимо съебывать.
- Ну че там, Вован?! – спросил кореш, когда мы отбежали к сортиру.
- Этот извращенец трахает козу.
- Старуху?!
- Да нет – настоящую козу, с рогами которая. Я чуть не сблеванул. Мало того что он ее ебет так он еще член изолентой обернул.
- Так вот куда вся изоляшка пропала. Ууу сука блять! А нас еще живодерами обозвал! Че будем делать?
- Как чего – мстить. Надо только решить как.

В течение последующих нескольких дней мы продолжали следить за директором и за бабой Нюрой. Днем они пересекались только не минутку. По ночам же продолжали свои скотские оргии, причем кувыркались не только с козой, но и с курицей и со свинками и даже друг с другом.

Во время наших наблюдений мы заметили, что баба Нюра не любит жаб. Точнее даже – ненавидит. Как-то раз мы работали у нее в подсобке (спецом туда напросились, чтобы подготовить себе наблюдательный пост) и она, услыхав кваканье, как-то резко так напряглась.
- Это что же – лягушка?
- Не. Это жаба квакает.
- Жаба?! Я ненавижу жаб. Уберите это мерзкое животное, а то мне дурно сделается.

Во бля дурная! До чего же все бабы тупые – жаб боятся. Относя животное к пруду, Жегана вдруг осенило:
- Вован, а давай во время ебли им жабу подкинем?
- На хуя, - не понял я.
- Как это на хуя? Старуха как увидит жабу обосрется от страха и побежит голой на улицу. А там мы еще жаб разбросаем. Она завизжит, сбежится народ и пропалит директора!
- А если он в этот момент не ее, а козу будет драть?
- Ну так еще лучше! Все увидят, кто на самом деле в лагере живодер.
- Че-то как то все это стремно. А вдруг не завизжит? Или народ не сбежится?
- Да не сцы – завизжит, - Жеган так уверенно говорил, что я согласился.

План мести был готов. Вся операция получила кодовое название – «ночь квакающих жаб». Для ее успешного осуществления мы два дня вокруг дальнего пруда отлавливали отборных жаб и ныкали их по трехлитровым банкам, взятых из подсобки. Чтобы твари не сдохли раньше времени, мы кормили их комарами. Комаров было до хуя – всю смену идиоты из нашего отряда хуярили этих насекомых, складывая тушки в полиэтиленовые пакеты. Какой-то весельчак сказал им, что за килограмм убитых комаров дают кучу денег. Вот они и хлопали в ладоши целыми днями.

Насобирав штук двести рептилий, в основном жаб, хотя были и лягушки мы решили что этого хватит. Точнее я так решил. Жеган же для очистки совести до вечера охотился за скользкими тварями.
Ночью мы открыли наши банки и разбросали животных вокруг подсобки, чтобы бабка точно хоть одну увидела.
Сами же пробрались внутрь – местечко мы там себе до этого оборудовали.

Оргия как раз только начиналась, баба Нюра ввела упирающуюся козу. Они погасили свет, опрокинули по стакашке самогона и принялись ебаться. Мы терпеливо ждали наиболее удобного случая чтобы начать операцию.

И вот он наступил. В тот момент, когда Алексеич опять намотал себе на хуй изоляшку и принялся долбить козу, а старуха визгливо посмеиваясь держала животное за рога, Жеган метнул в них огромной жирной жабой.

Жеган был отличный метатель: тварь упала аккурат на спину козе прямо перед еблом бабы Нюры. От удара, возмущенная жаба громко квакнула и уставилась на старуху. Та чутка повтыкала в изумлении на рептилию, а потом, распахнув свою немытую пасть, истошно закричала. Я и не знал что можно так громко орать - у нас перепонки чуть не полопались – это пиздец просто как она заорала. Директор, коза и жаба онемели от ужаса и застыли как статуи. Потом жаба первой очухалась и попыталась свалить, но не успела – баба Нюра размазала ее кулаком по козьей спине и, не переставая истошно орать, бросилась на улицу. Там она тут же подскользнулась на очередной жабе и ебнулась бошкой об землю. На этом крик прекратился и наступила тишина, прерываемая редким кваканием.

Директор придя в себя, попробовал вынуть свой стручок из козы. Хуй там! От старухиного удара у рогатой скотины залипла пизда, и вдобавок отняло ноги.
- Отдай мой хуй! – орал он животному в ухо и пытался выдернуть себя из заклиневшего дупла.
Еще немного повозившись, директор не нашел ничего лучше как подхватить умирающую козу и ломануться с ней на улицу. Но там он понятное дело налетел на старуху и ебнулся, подминая под себя несчастное животное. При падении он видимо сломал себе член, потому что тоже громко заорал, обзывая уже мертвую козу пидарасиной.

К этому моменту весь лагерь, разбуженный адским ревом старухи, стекался к месту происшествия. Мы затаились с Жеганом, чувствуя скорую развязку.

Наконец, на дорожке показались бежавшие к нам повара и хозобслуга – их корпус был ближе всего к подсобке. Сзади уже маячили первые обсосы, прямо в трусах несясь и сгорая от любопытства.
- Бля, Жеган, нас пропалят конкретно!
- Не сцы Вован. Им щас не до нас будет.

И точно. Не добежав двадцати метров, чуваки из хозобслуги повалились, поскользнувшись на разбросанных жабах. Судя по истошным крикам сзади, обсосы тоже угодили в западню. В образовавшейся каше мы с Жеганом удачно выскользнули из подсобки и слились со своим отрядом, по типу только прибежали.

Вскоре весь лагерь обступил подсобку, в охуевании уставившись на веселую панораму.

Перед самой дверью в сарай прохлаждалась баба Нюра, на ней лежал постанывая голый директор с насаженной на член дохлой козой, а вокруг ползали сотни полу раздавленных жаб и лягушек. Кстати, при виде последних многие из баб подняли поросячий визг.
Наконец приехала вызванная кем-то «скорая» и ментовка. Всех разогнали по отрядам, а тела извращенцев погрузили в машину.

Через три дня лагерь в срочном порядке закрыли. Мы с Жеганом довольные вернулись домой.
- Ну чего, как отдохнули сынки? – спросил нас встречающий папаня.
- Нормально. Только скучновато там в этом лагере. И директор живодером оказался.
- Да уж. Мне все рассказали – ужас какой. Вы то не проказничали там? Не курили?
- Не. Все нормально. Мы с Жеганом самолетики клеили и на дискотеки ходили.

Больше я в пионерских лагерях и не бывал. Ну его на хуй такую пионерию. В деревне четче и веселей. И скотину некто не ебет между прочим. А месть, что и говорить, грамотная получилась!