Фсетаки странно у бап организмы устроены, не в смысле тушки, а по мировосприятию. Фстречаешься с ней, практически фсю свою сперму на неё сцуку расходуешь а ей бля чигото не хватает постоянно. Такие нидавольства иногда проскакивают, что впору и нахуй послать. Но бля молчишь, терпишь. Потому што ибаццо то надо ёпта.



Вот Валюха майа, вроде фпалне адыкватнайа самачка, но как ебанет чонить в голову и песда. Вчера вот звоню ей в прикрасном распалажении духа и с пахатливым састоянием тела.

- Дарованах! Чо сигодня вечером делаешь?

- Не знаю …

- А я знаю! Са мной ибешься!

- Ты о чем нибудь кроме ебли можешь думать? – сказала, как камень бросила.

- Э … течка?

- Представь себе, нет! – и блять повесила трупку.



Настроение сцуко испортилось, но ибаццо не перехотелось. Я ёпта не гордый – перезваниваю.

- Ну так чо, приедешь?

- Нет

- Нипонил

- Что ты не понял? Знаешь, такое чувство что я тебе нахуй не нужна. Тебе ебаться больше не с кем?

- Ну почему … (хотя сцука права, как не стыдна признавацца – больше не с кем)

- … Хоть бы раз в театр пригласил, цветы подарил, - миня песда не слушает и свае трендит.

- Цветы?

- … Подснежники какиенить сраные, ну неужели так трудно?

- Нивапрос, у миня в универсаме гваздики пласмассовые прадают, говорят стоят долго

- Мудак

И что то разъединилось нах. Пиризваниваю – хуй, наверна на линии траблы.



Васче падснежники можна былап и купить ёпта. Хуле – рублей триццать за пучок, гандоны и те дороже. Но блять етож первацветы нахуй! А первацветы пакупать риальный ахтунг, беспесды сам па тиливизару слышал. «Покупая первоцветы с рук, вы поощряете уничтожение растений, занесенных в Красную книгу». С другой стараны, а хуле самаму не нарвать? И паащрять ничо нинадо. Одиваю куртку и педую ф тимирязевский лесапарк.



Пришол блять, а тимно уже ёпта. Пару сугробов разрыл – три алюминиевые баначки и никаких адуванов. Хуяк, сматрю дед какойта чешет, па виду из местных блять, лисавичкоф. Ко мне подошол, баначки молча спиздил и дальше папесдавал. Я нескалька охуел, но не расстроился.

- Слыш тимуравец, - в дагонку ему кидаю.

- Ась? – ко мне павирнулся а сам сцука боязлива сумку за спину прячет.

- Где у вас тут падснежники растут?

- Чо?

- Цветы блять где тут?

- Цветы? – подозрительна миня так оглядел, - Ну пойдем, провожу.



Идем нах, банки с бутылками сабираем по ходу, за жизнь трем. Так за разговором незаметил как забрели песдец в какую чащу. Уже и ништяки фсе реже попадаюццо. Смарю бля, пряма па курсу кастер гарит. Выходим на поляну, вакруг огня чуваки какиета сидят, руки нахуй греют. Пасчитал на фсякий случай – двенаццать ёпта! Двенаццать месяцеф бля! Толька патрепанные все какието, хотя оно и панятна, канец зимы бля, паизнасились. «Хуя се папал», - думаю.



Дед мой тем временем шапку стинул уважительно, грит типа вот бля, привел, цветоф ему нахуй. Встает старший, древний такой дед в вязаннай шапачке и седой барадой да пояса. Дикабрь паходу. Пасмарел на меня сцуко, прям холодно стало, и молвит:

- А бабло у тя есть?

- А скока надо то?

- Питцот, - сказал аж снег с ёлак пасыпался.

Хуясе, думаю, вримина года карыстные пашли. Но бля хуле делать, двенаццать рыл ёпта! Па карманам пашарил:

- Сто дивяносто тока

- Мало бля

- Скока есть

- Ну ладно, - сука до нитки обирает, а как одолжение делает, - и курево отдаш тогда

- Хуй с табой, - сам потихоньку ф кармане сигареты ис пачки сам у ся пижжю.

- Малой, принеси, - властна так в талпу митнул и снова к огню присел.



Пацан маладой, апрель или май - я не ебу ёпта, падарвался в тимнату и вазврасчаеццо с ахуительным букетом роз. Я блять чо угодно ожидал, смену времен года там, грибы-ягоды нах под ногами, но штоб розы ф тимерязефском парке росли – я ахуел. Дажи сигареты пирикладывать пиристал.

- Чо застыл? – испад шапачки с нихарошим названием «питушок» на меня смотрит и тычет в ебло букетам, - Бабло давай.

- На, - пратягиваю деньги и беру цветы, - А как отсюда выйти?

- Прямо пойдеш, не заблудишся

- Спасибо, - развирнулся было по съебкам …

- Эй, а сигареты?

Природу не наебеш ёпта, отдал ему сваю приму и не прасчаясь слил.



Из леса вышел и к Вальке нах. Иду бля, цвитами любуюсь. Не хуета какая нить, и упаковано красиво. Салафан бля, ленты нах, фсе как надо. Не за проста хуй бабло барыги календарные бирут.



Пришол и в дамафон званю:

- Спускайся ёпта!

- Зачем?

- Сурприз нахуй!

Через минуту уже вылезла бля, дажи тапки не переадела. На лице радость загодя нарисована. Я из-за спины букет достаю, у неё чуть глаза не вылетели.

- Вот … тибе …

- Ой, сладкий мой, спасибо! – и цылаваццо лезет, - Енот, ну ты с ума сошел, такой букет…

- Да лана

- Ой, как пахнут!

- Хуле

- Такие красивые!



Никагда её такой радостной не видел. Вся аж светиццо, букет в руках крутит нах, цылофаном шылестит, ленту расправляет. И бля на етой ленте сцуко падвисла ёпта, улыбка с лица медленна спалзла, слеза навернулась. Посмотрела на меня недобро савсем и хуяк – цвитами в меня кинула. А сама ф падъезд резко метнулась, я дажи дернуццо не успел. Чо за хуйня думаю, поднял букет, фтыкаю в лентачку: «Николаю Марковичу от сослуживцев. Скорбим и помним». В дамафон званю штоб объясниццо, а хуй там. Беспезды полчиса трезвонил, так и не ответила. Жилезные фсетаки у Валюхи маей нервы.



Валюха! Еси ты читаеш ети строки, а ты я знаю сцуко один хуй их читаеш, я хачу штоб ты знала што ето мудацкий маладой месяц чо то напутал а не я. Эти цветы я беспесды тебе купил а не Никалаю Маркавичу. И блять сними наканец трупку, заибала.



З.Ы. Дикабрь нах! А еси и ты читаеш ети строки, ф чом я нимного самниваюсь, дай пажалуста песды етаму весеннему пидару.



(С) Енот.