Часы пробили шесть, и чуда, конечно же, не случилось.

Встреча состоялась в конце мая – через двадцать лет, день в день, ну или почти. Так же, как тогда, солнце клубком желтой шерсти ластилось к редким облакам, в распахнутые форточки веяло свежестью поздней весны, а из рекреации несло хлоркой и туалетами. И пятиэтажка напротив осталась прежней – подъезды настежь, заходи, располагайся. Но на этом сходства заканчивались. Потому что, конечно же, участники встречи изменились, и мало кто в лучшую сторону.

На несколько щемящих мгновений каждый вернулся ТУДА, но тут же упругое, не терпящее перемены мест слагаемых, время переписало уравнения как положено. Двадцать лет назад прозвенел последний звонок, и они смеющейся толпой вышли из актового зала, чтобы, транзитом через выпускные экзамены, начать взрослую жизнь у кого как получится.
Парты сдвинули торцами. Леся Зайцева и Неля Кербер разложили нарезку, расставили банки с корнишонами и оливками, Боря Коновал откупорил вино, а Вера Агапова каллиграфическим почерком написала на доске: «1981-1991. Добро пожаловать!». Полюбовалась, положила мелок и вытерла ладони о кепку Макса Царева, опрометчиво брошенную им на учительский стол. Царевич лениво ухмыльнулся.

Пластиковые стаканчики жалобно потрескивали в руках. Десятый «Б» собрался не в полном составе. Те самые, заядлые прогульщики отсутствовали на сей раз по уважительной причине, и за них выпили молча и не чокаясь. Взрослая жизнь кого-то уже отчислила по неуспеваемости, а кому-то пока выдала авансом: мешки под глазами, намеченные морщины и проседь в волосах. И никто ни в чем не преуспел; только Гарик Езарян, барыга и фарцовщик, пролез помощником к депутату госдумы, но он не явился, и за это выпили отдельно. Да еще Борька, он единственный приехал на авто, средненькой, но иномарке. Другие добирались на метро и маршруткой, а Паштет Селеднёв работал на районе, в ДЭЗе, и прибыл пешком, вразвалку. 

Педсостав представляла географичка Белкина - она приняла «бэшек» второкурсницей заочного отделения, да еще подтянулся трудовик Сейпотапыч, но он больше не преподаватель труда, а пьющий пенсионер. Сейчас он тоже набрался, уложившись в норматив - полчаса, и нет-нет вскрикивал с пьяным отчаянием: «Парни!... Девчата!... Ну, за вас, мои дорогие! Здоровья вам, удачи вам! Не прохлопайте годы лучшие!» Ему деликатно не возражали: хуле, всё давно прохлопано.

Кому и было, чем похвастаться, так это Борьке, но он не стремился доминировать над одноклассниками. Никто и не в курсе, что поляну он накрыл за свои деньги, только Неле Кербер географичка шепнула на ухо: какой же Боря молодец, всех угощает. Накануне ночью Неля много думала про Борьку. Она читала на женском форуме темы о том, как через годы подростковая симпатия пробивает яркой искрой, и тогда, тогда… Что – тогда? У Нели разнылась верхняя губа. Погода испортится.

Трепались на отвлеченные темы, стараясь не спросить и не сказать лишнего. Пашка Селеднёв, по кличке «Человек-жопа», выделялся мутным жирным пятном, успешно подменяя филонящего Езаряна. Два десятилетия беспощадно его отрихтовали, оставив для узнавания глаза: выпуклые, пустые и отсвечивающие внутренней тупизной. В девяностые его отец был советником мэра, и Паша обладал депутатской неприкосновенностью в миниатюре. Он доводил учителей до слёз, издевался над младшими школьниками и, закинув ногу на ногу, отчитывал директрису за недостаточное к нему, Паше, почтение. С назначением нового градоначальника Селеднёв-старший скукожился до рядового гражданина, а затем и вовсе скоропостижно врезал дуба. Паша, лишившись всех привилегий, опустился до «командира сантехников» в ДЭЗе («менеджер старшего звена», с понтом сформулировал он). Помимо глаз, у Паши сохранилась имбецильская манера повторять за собеседником последнюю фразу. Он так задолбал всех самопиаром, что Царевич велел ему заткнуться, и Селеднёв, уставившись баран бараном, продублировал: «Заткнись, Паштет». Географичка Белкина поспешно вмешалась: ребятки, ребятки, чур не ссориться!

Неля Кербер ютилась на самом краю, и пофиг на предрассудки: замуж ей по-всякому не светит. Зато хоть локтем в ребра не отоварят, как Зайцеву, которая в туалете замывала брызнувший на юбку апельсиновый сок. Да и ей привычно на «камчатке», подальше от суеты. Паштет на географичку бычит (нашел себе жертву, герой), Дашка Пилатова с Юрцом Ивановым полусухое на брудершафт хлебают… Сейпотапыч косеет чем дальше тем хуже. Борька Коновал дает какое-то интервью, его так и обстреливают вопросами, а он всем отвечает и каждому успевает улыбнуться. О чем там речь – не поймешь, Неля начало пропустила. «Борьк, а исполни моё желание, а?» Боря кивал, что-то записывал в кожаный блокнот. Опа как. Попросить, что ли, у него, пусть губа болеть перестанет? Ха-ха.

Кому бы вообразилось, что этот рохля, растяпа и троечник, регулярно опиздюливавшийся от пацанов, через двадцать лет поведёт себя как душа компании! Неля перебирала в памяти эпизоды. Вот они с Коновалом – лохматым и в очках - пересиживают физру на скамейке для «справочников»… вот бредут домой за дневниками… вот томятся в очереди в поликлинике, провалявшись с гриппом по три недели…

Школьницей Неля была ни о чем, да и сейчас не красотка, но с возрастом набрала чисто женской привлекательности, да и Борька теперь аккуратно подстрижен и без очков. Интересно, контакты носит или лазер делал? Неля неосторожно закусила губу, изгоняя прочь дурацкие фантазии, и чуть не застонала вслух от боли. Ну, нравились они друг другу по-детски, ну перекинулись сегодня парой реплик – роли не играет. Мужчин она тихо, но жестоко ненавидит – есть повод, хотя и жаль, что так. Но… кто она, а кто Борька? Живет на Новинском бульваре, в сталинке, и рулит не то финансами, не то еще чем покруче. А, точно – желания исполняет! «Борьк, а моё? А у меня…»

Около восьми нарисовалась Юлька Султанова, и шестерёнки вечера завертелись вразнобой. Вскинув над головой тонкие руки, Султанова артистично исполнила на пороге короткий танец живота и воскликнула: «Привет всем, сегодня мы вместе!». Неля протерла глаза. Она надеялась, что этого не произойдет. Битых два часа надеялась. Она никогда не бывала в дурке и не состояла на учете в ПНД, но институтская подруга – профессиональный психиатр – предупреждала: симптомы, мать, налицо, глюканёт в самый неподходящий момент. Юльке ответил нестройный хор приветствий, аплодисменты и ехидное Дашкино замечание: «О, ну Султанова, ну как всегда – к третьему уроку!». В школе Юлька постоянно просыпала и опаздывала. Сначала потому, что отчим кирял и буянил, а Юльку выгонял на лестничную клетку, а после, став постарше, Султанова сама стала кирять и легко могла снять лифчик за бутылку пива.

Неля отодвинула стул и спряталась за спиной у Царевича.

- Ты че, Нельк? – полуобернувшись, спросил Макс. Как был флегматиком, так и остался. Разведенный, никому не нужный флегматик.
- Нормально… - пробормотала Неля. – Просто мне эта звезда в глаза светит!

Макс хмыкнул и долил ей вина.

«Хрен там, нормально!». Пока толклись у входа, никто про Султанову не упоминал, и вот тогда еще всё было нормально.

«Ну и чего ты приперлась, сучка?»

Не одна Неля Кербер задавалась этим вопросом: вся женская половина «Б» класса взвилась на дыбы. В свой неполный сорокет Султанова смотрелась на двадцать пять – тридцать, не более. С ее-то повадками! Она ж и алкашка, и потаскуха, и далее по списку. «Девочки» просроченного срока годности стремительно теряли остатки тщательно отполированной к вечеру красоты. Юлька переключила внимание на себя, будто тумблеры перекинула. Боря Коновал улыбался и откровенно радовался, что его оставили в покое. Неля приглядывалась к Султановой и так и этак, но видела именно то, что видела: Юльку Султанову, задорную, молодую, энергичную и светящуюся счастьем. «Мальчишки» - огрузневшие, с обрюзгшими лицами – лапали Юльку взглядами, и она купалась в лучах обожания. Агапова – главная Юлькина соперница по части блядства – вполголоса прикололась, что Султанова переспала с дьяволом за вечную молодость.

«Комплимент» от Верки Султанова хладнокровно пропустила мимо ушей, она всегда так поступала с ненужной ей информацией. Расцеловала географичку – Людмила Ивановна, как здорово, что вы опять с нами! – нежно обняла трудовика и чмокнула по очереди всех одноклассников. Паша Селеднёв налил ей «штрафную». Юлька лихо проглотила «штраф», откинув со лба крупные светлые кудри. Тусклый и невеселый вечер быстро превращался в разнузданную попойку, и те, для кого Султанова успела побыть первой и безответной любовью, пили больше других. В эти минуты они верили, что прошлое разрешит вернуться, если задурить мозги спиртным. Громче всех о своих правах на Юльку заявлял Селеднёв, оттеснивший конкурентов рыхлыми, но широкими плечами. Юлька о чем-то щебетала; птицы за окном – и те примолкли.

Лишь Боря Коновал созерцал вакханалию, так же отстраненно улыбаясь чуть кривой улыбкой. Он словно говорил: «Всё будет ровно и параллельно, ребята». Выложив на парту огромный айфон, Боря включил музыку, и ностальгический саундтрек усилил иллюзию возврата.

Постепенно страсти улеглись настолько, что «ребята» стали замечать окружающий мир. Не досчитались Дашки Пилатовой и Лёхи Шульцмана: Галка Павленко, стоявшая со стаканом у окна, оповестила всех, что Шульцман и Пилатова подались в соседний дом, в третий подъезд. О, это было памятное место! В третьем подъезде подростки сводили знакомство с бухлом и куревом, гоняли на кассетнике «Модерн Токинг» и предавались другим порокам, за которые Султанову даже выгнали из школы, но потом взяли обратно под личную ответственность классной руководительницы. Там же, в третьем подъезде Гарик Езарян пробовал себя в «активных продажах», сбагривая неискушенным сверстникам импортный ширпортреб с браком.

Юрец Иванов, чей брудершафт с Дашкой не получил дальнейшего развития, пил теперь с трудовиком Сейпотапычем «за старые добрые времена». Сейпотапыч был уже в дрова, и не столько пил, сколько проливал на пол. Географичка Белкина, номинально играя роль хозяйки, потчевала гостей нехитрой снедью. У нее были добрые, кроткие и грустные глаза. Она лучше других знала, что прошлое обратно не принимает.

***

Солнце закатывалось за пятиэтажку напротив. Скоро начнет темнеть.

Неля задержалась до половины десятого. Ей хотелось быть уверенной, что на школьном дворе она не столкнется с Юлькой Султановой. Даже Селеднёв, век бы его не видеть, беспокоил ее меньше. Прежде у Султановой не водилось глупой привычки ошиваться поблизости от школы, но прежде – это прежде. Впрочем, оба слились задолго до того, как географичка с искренним сожалением объявила о завершении банкета. Мешаясь с запахами еды, плавал над партами запах дешевых, но очень чувственных Юлькиных духов, перебивающих даже хлорку. Единственный Юлькин талант – делать из себя конфетку при помощи дерьма. За душой ни копейки, работать не любила и не хотела, жила подачками от мужиков, свой гардероб и косметику обновляла на рынке. А всё равно мужики на нее облизывались…

Она прикрыла за собой дверь 27-го кабинета. Негромко пропела пружина замка… а, может, эта песня эхом донеслась из прошлого. ТОГДА, отхалтурив свою долю генеральной уборки, Неля в последний раз вышла из класса и услышала именно этот звук. На лестничном пролете она задержалась, и, взявшись за перила, осторожно наклонилась вперед, вглядываясь вниз, в полумглу. Ей почудился привкус крови во рту; она вновь стояла у раковины в женском туалете, и географичка Белкина помогала ей умываться, а по кафелю быстро-быстро стекали розовые струйки. Кровь капала с расквашенной губы, и десна тоже сильно кровила. Белкина утешала ее и спрашивала, не надо ли вызывать неотложку.

Белкина до сих пор не знает, и никто не знает, где и почему Неля упала, и от чего теперь ее мучают головные боли, и что ей снится по ночам. И только сама Неля могла бы рассказать, как надоело прикрашивать шрам на верхней губе помадой, и как часто у нее на помаду аллергия.

За обнесенной забором школьной территорией находилась автостоянка. Неля юркнула туда, отыскала Борькину машину. Ждала, репетируя про себя диалог. Борька что-то знает про сегодняшний вечер. Несильный ветер шуршал листьями деревьев над головой, мешая сосредоточиться.

Коновал вышел из школы минут через тридцать. На крыльце попрощался с Белкиной, пожал руку Сейпотапычу. Увидев Нелю, он прибавил шагу, улыбнулся.

- Ты меня ждешь? Помогал Белкиной убираться. Хорошая она, добрая тётка. Таким на роду написано жить в нищете. Я дал ей денег, сколько с собой было, но в ресторанах принимают «визу». Окажешь честь?

Неля не нашлась, что ответить, и Борис истолковал паузу как полусогласие.

- Понравилась тебе наша встреча?
- Похабень, - буркнула Неля.

Коновал приподнял бровь.

- Пожалуй, ты права. Нас нет больше – таких, какими мы друг друга помним. Сегодня каждый подвел какой-то личный итог и признал себя биологическим мусором.

Видя, что она не отвечает, он постарался раскрыть тему.

- Нам нет места там, в девяносто первом. А здесь, в настоящем… всё не такое. Мы в нем будто поддельные. Как лосины, которыми Езарян барыжил.
- Ага. Султанова их купила за пятерку, а они после стирки полиняли и сели на два размера.
- Про нас можно сказать то же самое.
- Но не про тебя. Прости, что спрашиваю… чем ты занимался двадцать лет?
- Да разным… - Борис пожал плечами. – Учился, работал по контракту в Штатах. Потом наследство получил, ну и живу, честно сказать, в свое удовольствие. А ты? Замужем? Если это не очень секрет…

Неля пропустила каверзный вопросец мимо ушей. У нее своих вопросов хватало.

- А всё это бла-бла-бла про исполнение желаний? У тебя бизнес такой, что ли? Ой, извини. Я ведь женщина, мне можно побыть любопытной. Тем более, твоя одноклассница…
- Это не то, что ты сказала, а… вроде хобби. Понимаешь… если желание не противоречит возможному в этом мире, оно сбывается. Я могу отчасти… хмм… способствовать этому. Конечно же, не любому желанию, а только самому заветному.
- А в блокнотик ты записывал заветные желания ребят и девчат?

Неле срочно понадобилось чем-нибудь занять руки, она нащупала в сумочке пачку сигарет и вытянула одну. Борис поднес ей зажигалку.

- Нечего там записывать. По-настоящему они ничего не хотят. Представляешь? Ни-че-го! Настолько устали от жизни и от самих себя, что даже захотеть ничего не могут. Разве что быстрого секса. Как, допустим, Человек-жопа. Неделю назад я приехал сюда, побродить по местам детства, и наткнулся на него. Повидался с детством, блин! Ну, мы поговорили, и он загадал желание. У меня были причины ему не отказать.

Неля недоверчиво покосилась на Борьку сквозь струю дыма.

- Так вы с ним вдвоем придумали вечер встречи? – спросила она.
- Боже, разумеется, нет! Селеднёв клинически не способен что-либо придумать. Слушай, а поедем, правда, где-нибудь посидим? Веришь, нет, а очень приятно тебя видеть.
- Подожди, я еще не всё спросила, - Неля помотала головой. – Давай про вечер.
- Идея целиком и полностью моя, воплощение тоже. Ты верно подметила, что получилась фигня. Но я хотел кое в чем убедиться… Видишь ли, мой дар… он изначально проявлял себя в другой форме. Я не мог управлять событиями, но в какой-то мере мог их видеть. Например, я смотрел на наших девчонок и видел, какими они станут. Кстати, потому я не женился: я видел своих подружек в старости.
- Вон чего… - протянула Неля. – То есть, в ресторан ты приглашаешь не меня, а древнюю бабульку… Послушай, а вот если желание не сбылось? Что это значит?
- Значит, оно подцензурное. Запрещено.

Во двор словно вошло что-то зловещее, нездешнее и остановилось неподалеку от беседующих. Неля торопливо затянулась, отгоняя это чувство, но оно никуда не делось. Ветер наверху завозился сильнее и как-то беспокойнее.

- Когда-то Юлька Султанова заявила: даже если мы встретимся через двадцать лет, я буду супер, а вы будете барахлом. Сегодня так и вышло. Приходит такая в Дольче Габана а ля Китайская республика, духи контрафактные, тушь поддельная, а сама – королева королевой, хоть и дешевка. Признавайся: ты руку приложил?

Борис смущенно пожал плечами.

- Юлька шла по жизни с этим слоганом, и он, пожалуй, прокатит за очень заветное желание. Короче… в один прекрасный день я почувствовал, что МОГУ. И мне подумалось о Юльке. Я ведь тоже был в нее влюблен. Захотелось что-нибудь для нее сделать. Мне что-то мешало… что-то непонятное, но сложное, но я пересилил. В тот момент я казался себе всемогущим…

Оглянувшись по сторонам, Неля убедилась, что рядом никого нет, а если и есть, то невидимый, и поманила Бориса пальцем. Он сделал полшага вперед.

- Этот «прекрасный день», в который ты осчастливил Султанову… дату его не припомнишь ли?
- А зачем?
- Очень важно.
- Ну, припомню. Летом две тысячи второго, я месяц, как сделал ручкой своему американскому боссу. Почему ты спрашиваешь?

Неля отшвырнула окурок.

- А просто дело в том, что в две тысячи втором, в августе, Султанова умерла. В бильярдной с мужиками попила палёной водочки и загнулась. Это точный факт, потому что я помогала ее хоронить. Как по-твоему, не это ли тебе мешало? – Борис захлопал глазами. – Ну и в каком качестве она сегодня к нам присоединилась? Призраком, дублем, или как там это называется? В одном я уверена: у нее не было сестры-близнеца. Боря, ты можешь это как-нибудь объяснить?

…Вечер потёк быстрее, как при ускоренном воспроизведении.

- Призраки не пьют и не едят, а мы все видели, как она… - ответил Борис машинально, будто не дойдя еще до сути вопроса.

Он нахмурился.

Неля ждала.

Внезапно резким движением Борис выхватил из кармана брелок и снял машину с сигнализации. Фары дважды мигнули.

- Садись, - велел он и отрывисто проговорил, почти силком запихивая Нелю на переднее сидение: – Только не ври, что тебе хочется чесать до остановки по району. Юлька еще где-то здесь.
- Что? Что? Что это было? – переспрашивала Неля, пока Борис запускал двигатель, снимался с ручника и закладывал руль вправо, к выезду с парковки. Всё это он проделал за несколько секунд, будто специально тренировался. – Что ты про нее знаешь?

Борис вывернул на дорогу и утопил педаль газа. Машина понеслась, оставляя сзади школу и забытую на доске надпись мелом: «1981-1991. Добро пожаловать!». Завтра ее сотрут дежурные. За окнами клубилась сухая майская пыль и потревоженный колесами пух тополей.

- Ничего не знаю… - пробурчал Борис. – Я умею совсем невинные вещи, корректировать события… я просто исполнял ее желание! Ничего слишком волшебного: веры в себя, оптимизма, ну и да… не пропить красоту. И однажды вновь всех затмить, как она и мечтала. А, оказалось, выдернул ее из мертвых. И это, выходит, не запрещено. Я ощущал, как она сопротивляется, а она… Да и я ли это сотворил?! Нель, а почему ты сразу ничего не сказала?
- А что я должна была сказать? – огрызнулась Неля. – Юлька мёртвая, держитесь от нее подальше? Или: ребят, за Юлькой косяк, она покойница! Заверещать? Ментам позвонить?
- Ты не ошибаешься?
- Нет, - отозвалась Неля. – То есть, я надеюсь, что сплю, но ошибок никаких. Там всё железно. Ее же не только я провожала, но и отчим, и соседи, и те мужики из бильярда… Вообще-то, я думала, что наконец-то рехнулась, и у меня видения. С того момента, как засекла ее - она за школу шмыгнула, втихаря. И потом кружила два часа. Словно стеснялась заходить…
- Правильно, - изумленно кивнул Борис. Он нервно тёр то подбородок, то переносицу. – Она наверняка стеснялась. Она понимала, что ей там не место. Она носила дешевые шмотки, пользовалась контрафактными духами, и сама в итоге стала пиратской копией. И… она должна была проверяться… не выдает ли ее что-то внешне. Господи… не вылезет ли синюшное пятно из-под рукава.

Неля поперхнулась.

Машина вылетела на магистраль, подрезав черный, пиратского вида джип-крузер. Тот яростно засигналил, и Борис вильнул в правый ряд, но тут же оторвался от «помехи». Крузер ушел в точку, успев выразить своё негодование вспышкой дальнего света.

- Черт, она могла вообще не помнить, что умерла! Она насколько-то была Юлькой, но не полностью… Но она понимала – что-то не так, пыталась разобраться. И, в конце концов, пошла туда, где были люди, которые ее знали.
- Но как такое может быть?!
- Понятия не имею. Это за пределами моих представлений. Говорю же – я не волшебник, и ни фига в этом не смыслю. У меня другой диапазон навыков. Я думаю, ее на несколько часов… отпустили.

Это прозвучало совсем дико.

- Но… ей ведь надо обратно, да? – взмолилась Неля. Теперь она поймала себя на мысли, что побоится войти в собственную квартиру. – Она ведь уже ушла, да?
- Я видел, как она ушла, - задумчиво подтвердил Борис. – Вместе с Селеднёвым. Ну, логично, че. У Паштета тоже было заветное желание. Он собирался ее трахнуть.
- Че-е-е-его?!!! – взвизгнула Неля.
- Именно что ты услышала, и никак иначе. Селеднёв озвучил мне открытым текстом, он же всегда базарил только о себе. Тогда-то я и подумал о вечере встречи… Но я же ни сном ни духом, что Юлька…
- Сейчас он с ней? – напряженно спросила Неля.
- Его счастье, если нет. Если он передумал. У Султановой должен быть какой-то отличительный знак ее… хм… статуса. Иначе ее назад не пустят.
- В смысле – знак?!
- Вот такой, - указательный палец Бориса прорезал в воздухе несколько линий, и Неля, впервые целиком осознав весь ужас ситуации, сообразила – это резекции от вскрытия. – И вопрос лишь в том, как быстро Паштет это обнаружит.

***

В ресторан они так и не попали. Неля уже и хотела согласиться, и убеждала себя так и по-другому… не смогла. Даже страх перед одинокой квартирой и ночными кошмарами не перевесил страха хотя бы ни к чему не обязывающих отношений с мужчиной. Он может до нее дотронуться, и она закричит. Это условный рефлекс, и это навсегда.

Всю последующую неделю Неля в панике шерстила новости по интернету, но ничего ОСОБЕННОГО там не упоминалось. По пути на работу она озиралась через плечо, не крадется ли за ней Султанова. Заодно она проверилась у психиатра и едва не разревелась от отчаяния, когда тот определенно заверил, что нервное расстройство у нее есть, но галлюцинациям она не подвержена.

Психиатр порекомендовал легкие успокоительные. Пустырник. «В баню пустырник», мрачно подумала она.

На восьмой день она получила в соцсети сообщение от Коновала:

«Как я сказал, так и было, - писал Борис. – На чердаке пятиэтажки нашли тело женщины, личность не установлена. Следак уверен, что труп уже побывал в морге. Кстати, опросили Шульцмана и Дашку, они там паслись час или полтора, но Селеднёва не видели, и женщину с ним – тоже. Этот отвратительный жлоб потащил Юльку именно на чердак, а не к себе домой, хотел сэкономить на кофе и коньяке. Ты же помнишь историю, как он повёз подругу на Черное море, а в гостинице вымогал у нее деньги за путевку? Здесь тот же вариант. Как ответственный сотрудник ДЭЗа, он имел доступ к ключам от технических помещений, и один из них захватил на вечеринку.

Сомневаюсь, что дело дошло до секса. Паштету надо было только стянуть с нее кофточку, а то и порвать – он же вечно строил из себя мачо. А дальше… не знаю, как, но он понял всё и сразу. И ломанулся с чердака, а там при выходе торчит из стены обрезок кабеля. Кабель пришелся ему в лицо. Не берусь оценивать, как ему это удалось, но Паштет собрал с пола ошметья левого глаза, вызвал лифт и доковылял до детской площадки. На его вой сбежалось полрайона.

Неля, мне вовсе не доставляет удовольствия излагать тебе подробности. Меня самого дважды вырвало, пока смотрел запись с мобильника: Паштет сидит на скамейке, в одной руке комкает свой глаз, а другой пытается застегнуть ширинку. Делаю это лишь потому, что теперь ты сможешь простить и жить дальше. Я ведь тогда видел, как Селеднёв приставал к тебе в раздевалке, зажал в угол, а ты вырывалась. И он столкнул тебя с лестницы. Я видел, но побоялся заступиться. Я понимал: папашка его отмажет; и ты это понимала. И ты никому не пожаловалась. Но все двадцать лет прожила с одним желанием: лишь бы он ответил за то, что поломал тебе судьбу.

Паштет преставился в больнице, и, стало быть, ответил. Я выполнил именно твоё желание, хотя Паштет не сомневался, что я ублажаю персонально его. Но, видимо, одно без другого невозможно. То же и с Юлькой: если одно, то и другое… но никогда меня про нее не спрашивай.

P.S. Может, всё-таки встретимся? Мы можем себе это позволить, мы ведь – живые.

P.P.S. Шрам тебя не портит».

Неля несколько часов придумывала ответ, выкурив полпачки ментоловых, которые после нового года безобразно подорожали. Вспомнила: «…в один прекрасный день я почувствовал, что МОГУ. И мне подумалось о Юльке». До какой же степени Борис остался одиноким по жизни, коль в прекрасный день и подумать не о ком было, кроме как о Султановой.

Потом она улеглась на диван, раскрыла ноут и набрала в окне диалога:

«А почему бы и нет?

P.S. Я не замужем»