Да, внучок, все нахуй изменилось, решительно все.
Вот — Новый год.
Да, уже две тыщи тридцать второй! Да разве раньше Новый год таким был?
Вот, помню, двадцать лет назад, и елки на площадях еще настоящие ставили. Иголки кололись, а запах, запах… Не то что эти искусственные дуры конусные. Хуйолки, а не елки.
И снежок был. Который настоящий, скрипучий. Язык высунешь и ловишь эти маленькие танцующие пиздюлинки. Снежинки назывались.
А не эта дурь оранжевая диоксиновая, которую вы, дауны нынешние, за снег принимаете.
И Деды Морозы были настоящие, живые. А не роботы китайские — борода из хуяты.
Ох, и удружил нам, конечно, дорогой великий вождь и маршал Северной Кореи товарищ Ким Чен Ир. Преставившийся тогда аккурат перед Новым годом. Из-за величайшего умственного и физического переутомления.
Это так в их газетах писали. 

Не, ну он-то вроде как и не виноват. Он-то не знал, что сынок его, Ким Чон Ын, учудит.
А Ынчик, или Ынушка, хуйего знает, как правильно, по-любому – Ыбанашка, погоревал недельку, да и придумал.
На Новый, две тыщи двенадцатый год, когда по ящику показывали, как в каждой столице мира фейерверк праздничный хуйячит, дорогой наш товарищ Ким Чон Ын и запердолил петарды с разделяющимися ядерными боеголовками.
По Сеулу — столице соседней братской державы.
Ну, сначала-то не разобрались. Хули — бухие все были.
Ох, нихуя себе корейцы жгут! — подумал было весь мир.
А потом пендосы встрепенулись. Япония с Китаем возбудились. Ну, ясенхуй, и мы проснулись.
Особенно, когда ГРУ доложило в верха, что платформу-то нашу в Охотском море, как оказалось, тоже корейцы захуячили. Когда перед Новым две тыщи двенадцатым годом проводили испытания своих новых ракет средней дальности.
Ну, ясенхуй, тут пошла потеха.
Нахуя ботик потопили?! Вставай, страна огромная!
Даже деду твоему, внучок, пришлось повоевать. Дали мы им просраться!
Как стали под Москвой на линии Сергиев Посад – Мытищи – Люберцы – Раменское – Петушки, типа – линия Мажино, блядь! нихуя узкоглазые дальше не прошли! Ни пяди родной московской земли им не отдали!
Да.
Ну и что, что Владивосток отошел? Дак про это еще Илья в две тыщи одиннадцатом году книгу написал. Хуйовенькую, правда.
Ну, а то, что Коми, Тюмень, Красноярский край и Саха-Якутия временно, на девяносто девять лет, отошли под протекторат Пекина — это, блядь, высокая дипломатия. Нам одинхуй не понять.
Да и хули? Что нам, в столице пантов не хватает? Не пантов, а хантов говоришь? Да не одинхуй?
Да, так вот, я и говорю — пришлось нюхнуть, как говорится…
Противогаз, правда, на размер больше попался, поэтому я и головой дергаю и разговариваю иногда хуевато. Шепелявлю малехо.
Мамка и папка твои вообще говорят, что дед, мол, с придурью, контуженный на всю голову.
А я им, говорю, — лучше себе вспомните двадцать лет назад, — кто по площадям шароебился?
Гламур диоксиновый. Тьфу, бля.

А теперь, как говорил один президент Украины — страна такая раньше была, маемо тэ що маемо. Что в переводе означает: имеем — то что имеем.
Если раньше машин было просто дохуя, то потом стало — до ебенейматери. И когда скорость движения сравнялась со скоростью пешехода, когда время в дороге стало больше, чем время работы, когда в пробках стали жениться и умирать, народ вдруг осенило – так нахуя эти машины? Тем более, когда с бензином пошел сначала – напряг, а потом, и вовсе — безнадега.
Сейчас-то — все дороги машинами забиты. Пустыми. Побросал народ-то.
Осталось только метро да подземные поезда.
Один хрен, сейчас уже редко кто на работу ездит – все больше дома сидят, в компьютеры уткнувшись. Да по сетям передают начальству, кто что наваял.
А со жратвой — видишь, какая поебень?
Хорошо, что вовремя твои папка с мамкой спохватились, да затарились мы в свое время кити-кэтом да вискасом по самое не хочу.
Как-то и перебиваемся. Кстати, по-моему там пару пакетиков даже жидкого вискаса еще осталось. Надо будет твоим папане и мамане сказать, чтобы новогодний оливье забабахали. А то достал уже сухой корм.
Орел, Богу слава, у нас по-прежнему двухголовый.
Одна голова, правда, китайская, зато вторая — своя, родная. Еще та.
Наши постарались.
Зато и российский юань который год крепко стоит. Тридцать долларов пендосских за него сейчас дают. Старых правда. Новые только по территории США ходят. Сокращенных Штатов Америки, то бишь.
Раньше, вон, евро еще было, но когда Украину приняли в Евросоюз, он быстро наебнулся, вот евро и гавкнулось.
Паспорта, конечно…растудыть его качель…
Что — паспорта, спрашиваешь?
Да, блядь, на двух языках – русском и китайском.
Ну и хули. Делов-то.
Вон, на первой странице паспорта что написано – Лисицын.
Ну, а на второй, ясенхуй, — Ли Си Цын.

…А нынешний наш язык — он раньше матом назывался. Ненормативная лексика, по-научному. На людях обычно так не говорили. Только на элитных сетевых ресурсах и отдельных телеканалах.
Спасибо демократической лингвистической революции, которая покончила с этими пережитками. Тоталитаризма, блядь.

Ты спрашиваешь, а что же осталось, как прежде?
Я тебе отвечу, внучок.
Одно только осталось — ебутся, как и раньше.
Тем же — и туда же.
И то славно.
С Новым годом, блядь, внучок!