Каждый год, 31-го декабря мы с друзьями ходим в баню. И каждый год бани эти разные.
То это грязная, ЖЭКовская мойка со свистящими окнами и тугими, ржавыми кранами, то модная сауна с вялеными натюрмортами и ЖК телевизором на стене, а иногда бывала и нормальная, деревенская с не струганными досками, без блэк-джека и шлюх. Всякие то есть бани.
Но сегодня мы решились на полный экстрим.
Мы собрались попарить трудовые тела в нашей промстроевской бане и поэтому взяли бухла чуть больше, чем положено для полетов в Ленинград.
Надо сказать, что это помывочно-культурное заведение представляло собой необычное сочетание русской псевдоготики и гаражных нанотехнологий. Географическая суть нашей бани заключалась в пограничном состоянии.
Если с гугль-переводом, то это был большой гаражный бокс, в котором наши промстроевские умельцы сварили собственно парилку, комнату отдыха, бассейн и прочую атрибутику. Все это они облагородили вагонкой и пеноблоками.  

Короче, заходя в сей бункер, граждане попадали в настоящую уютную баньку с паром и баром. Ну собственно а что ещё нужно?
А нужны то всего лишь врата для прыжков в снег, коего намело в этот раз откровенно до хуя. И эти врата были.
Необычные как вся русская душа, они представляли собой громадный, металлический люк как на подводных лодках, который выходил аккурат с обратной стороны бокса и использовался для выхода в снежный космос людьми смелыми, пьяными и неравнодушными.
Единственно, что портило всякий героический выход, так это территория на которой располагались пушистые, хрустящие сугробы.
Эту местность выкупила какая-то коррумпированная мразь из администрации города и заселила её нервными собаками. В общем то, на это можно было класть болты и не обращать внимание на рычащих, клыкастых зрителей, но внутреннее напряжение все-таки портило картину вселенской гармонии или, например, смены года.
И тем не менее, мы собрались вечером на этом островке релаксации и чревоугодия готовые вкусить предновогодней дряни и водки.
- Молодец Василь Степаныч, хорошо растопил... — поблагодарил Костик хромого сторожа, который уже спал в обнимку с кислородным баллоном в углу бокса мирно посапывая и вздрагивая историческим телом.
- Пусть спит, сами управимся — перебил его Харитоша.
Сторож был ответственным человеком и действительно шикарно «зарядил» парилку, подмел окурки и вынес в подсобку бутылки. На большее его просто не хватило.
Впрочем, остальное уж наша забота. Что же мы, угольку не подбросим иль там водки не ёбнем? Конечно подбросим, конечно ёбнем. И ёбнули...

Звучала битая магнитола, наполняя помещение ФМ поносом. Шуршали бумаги и звенели стаканчики. Булькало в горлышках и ширилось сознание. Ну, вы понимаете.
Всё это таинство банно-прачечного ритуала развернулось во всей красе.

- Я же говорил этому мудаку, что цепь на лебедке тонкая и хуле, теперь пусть чинит — кричал нам Влад.
- Как ты заебал со своим бригадиром, мы забыли сыр купить — отвечал ему коллектив.
- Сыр есть, но без плесени, хуевый такой пошехонский — сказал я нарезая закусь.
- Сейчас вся жизнь хуевая, даже голосовать не хочется — вздохнул Костик.
- Не голосуй — вскинулся Влад.
- Нет, пойду, блядь и проголосую за похуй кого — заупрямился Костик.
- Лучше не станет — наливая водку предсказывал Харитоша.
- А что, больше ни о чем поговорить нельзя? - разозлился я.
- Вчера в новостях про пидарасов рассказывали, они хотят в Москве парад какой-то провести — сменил тему Влад.
- У нас вечер отдыха, блядь мы даже баб не позвали а ты про что вспомнил, на вот стакан и скажи чего про трудовые будни — одернул его Харитоша.
Мы встали как монументы и подняли выпивку.
- Ну поехали — произнес Влад замысловатый тост.
Больше мы так торжественно не вставали и тостов не произносили ибо в подобный вечер человек должен быть подлинно свободным и не вестись на всякую там пропаганду.
В бане решают глобальные вопросы только карьеристы и кандидаты на важные посты. Нормальные люди ни хуя не решают, а только парят тело и мозг, пьют напитки и жрут пищу.
Нет конечно мы вели светские беседы, но они были поверхностны и легки как чипсы.
Мы спорили о возрасте Валерии и потусторонних голосах в гараже 15-й автоколонны. Мы прыгали в бассейн с прохладной водой и любовались алмазными брызгами.
А ещё мы выбирали Вильгельма.
Это старая русская забава. Кладешь самому трезвому человеку на башку винтажный предмет и сбиваешь его подвернувшимся под руку оружием.
В нашем случае наиболее трезвым и неподвижным был Влад. Вместо яблока мы использовали будильник сторожа Степаныча, а палили по нему из «травматики».
Мы оказались хуевыми стрелками. Только Харитоша смог расхуячить пузатый будильник с третьего раза. Потом Влад проснулся и ушел в парилку самолично один.
Там он потерял дверь отделанную той же вагонкой что и стены. Пришлось вызволят его оттуда пока он не сомлел. После этого он жестоко уверовал в Бога и принес благую весть.

- Ну братцы, пора на выход - была такая эта весть.

Все внутренне собрались, хоть это и оказалось трудно сделать, ибо выпито было достаточно, что бы общаться телепатически.
Забыл сказать, что прыгать в снег из магического люка было не просто.
Надо было разбегаться и «щучкой» нырять в круглое отверстие. Потом тело парило над землей на высоте двух метров, прежде чем погрузится в желанный, низкотемпературный снег.
Правда бывали люди с неадекватным восприятием социума, которые садились на край стартовой площадки, опустив ступни на верхнюю ступеньку лестницы - «обратки». После этого они прыгали вниз как самоубийцы или враги народа.
Мы с такими не общались даже астрально.
Так что распахнув волшебный люк, мы с восторгом наблюдали как метель кружит в темном небе и ждали команды «Старт».
- Ебать-колотить! — последовала заветная команда.
И мы как пингвины, как герои космоса устремились в неизведанное, но полное тайн отверстие.
- Бля-а-а-а!!! Го-го-го!!! - раздавались в ночном небе светлые образы эмоций.
В лучах прожектора сверкали испуганные снежинки и строгие гениталии. Огонь и холод столкнулись в извечной битве. И взрывы радости наполнили окружающую среду. Максвелловский эфир вибрировал в нелепых векторах.
А мы игрались снегом как дети и матерно выражали суть внешней и внутренней политики страны.
Где-то вдалеке залаяли чиновничьи собаки. Лайте, блядь, лайте народ не победишь одним только лаем. А мы народ.
Я в радости неимоверной и опьянении праведном катался в сугробах как рубероид. Потом отключился от мира для того, что бы заглянуть в свое внутреннее зеркало души.
Там были ключи на «10» и на «17», картины Босха и «Капитал». А ещё в глубинах моего «Я» кто-то разбросал тыквенные семечки и предвыборные агитки с мясными рожами на мятой, глянцевой бумаге.
Потом я включился в жизнь и ощутил... пустоту.
Нет не тупую пустоту современного образования иль там потребительской корзины. Совсем нет.
Я увидел, что в сугробах на чуждой мне территории нахожусь я один. Ну может не совсем один ибо не вдалеке, на пустыре топтались рычащие животные и задорно повизгивали.
Наверное я слишком увлекся самопознанием и очищением, а товарищи в счастливой неразберихе вернулись по лестнице в уют и тепло.
Меня забыли. Забыли как историю страны. Напрочь и вовеки веков.
Это неприятно, но поправимо.
Надо всего лишь подняться по железной лестнице, стараясь не растерять сланцы и достоинство, которое стало терять дополнительный и прочие объемы.
Как же я гремел в железный люк розовыми ладошками, какие слова произносил всуе и просто.
Все было напрасно. А за металлическим барьером я слышал только громкие голоса и грохот чего-то.
Я стал трезветь не по часам, не по минутам. Я видел себя глупо сидящим на лестнице и пар изо рта.
Терять время было нельзя. Пушистый снег превратился в злого демона и уже не обжигал, а тупо охлаждал плоть, включая крайнюю.
Я слез вниз и припустился вдоль забора в поисках заветной щели.
Параллельно со мной, клацая зубами молча двигалась неприятная, капиталистическая свора. Видимо мой гастрономически нетрадиционный вид смущал собак или по крайней мере вводил в заблуждение.
Но ведь смущение может закончится и начнется... ну его на хуй думать о том, что начнется. Надо бежать.
Мне трудно вспомнить, как я таки нашел пролом в заборе, но это произошло вовремя. Меня успели схватить зубами за край сланца, прежде чем я оказался за оградой на проезжей части в свете тусклых фонарей.
Я был наг, испуган и зол. Я был жалок и нелеп в эту предновогоднюю ночь. Но я был жив, а это многого стоит.
Теперь я бежал в обратном направлении под укоризненный взгляд кандидатов в депутаты с громадных предвыборных баннеров. Я бежал, шлепая сланцами и размахивая членами как в какой то оперетте.
Пушистые коты шарахались в стороны и шипели.
Навстречу мне попались сани, запряженные четверкой оленей. Ими правил могучий мужик с длинной, седой бородой в синей, бархатной шубе и с наркологическим носом. В санях, возле блестящего, огромного мешка сидела красивая девица из старых, советских мультфильмов про снегурочку.
Увидев меня она сказала «Упс!», но больше она ничего не сказала, потому, что сани умчались а ночь словно их и не было. А может их и не было в натуре.
Единственно кто все таки был, так это сторожиха тетя Аня.
Она стояла у вахтерского вагончика с эмалированным красным чайником в руках. Просто стояла она в удивленном состоянии и смотрела как я шлепал сланцами по новогоднему снегу.
- С праздником тетя Аня! - я не забыл поздравить её, вбегая на территорию нашей организации.
Она ничего не ответила и только чайник качнулся как бы намекая на магию и интимность происходящего.

Когда я ввалился в теплый бокс, в магнитоле звучали куранты. Я был рад что пропустил новогоднее обращение, но радость тускнела, когда вспоминалось какой ценой это было пропущено.
В бане находился только Костик со шпротиной в зубах и стаканом в дланях.
- Ты где был, Bespyatkin? - невнятно спросил он.
- В гостях у сказки — оттаивая прорычал я.
- А пацаны тебя там ищут, в снегу...
- Спасатели Малибу, блядь — только и мог я ответить.
Почему-то мне захотелось задраить заветный люк, что бы не только я почувствовал как на зубах хрустит одиночество и забвение. Но тепло и водка разубедили меня в этом недостойном желании.

Костик рассказал что когда все заметили недостачу в коллективе, появилась гипотеза - меня сожрали собаки
На поиски отправились достойные, но тщетно. Мое тело отсутствовало в мире и только вой хищников капитала раздавался в ночи.
Когда убитые горем товарищи вернулись к столу я уже пил третью дозу. В приемнике выли про «сини, синий иней...», а сторож Василь Степаныч гламурно храпел в углу бокса.