Рассказал водила со стажем. Далее от первого лица.

В 70 лохматом году поехал я, тогда еще совсем желторотый, по разнарядке вместе со своей машиной помогать братьям-колхозникам в сборе невиданного урожая в Казахстан. Но поскольку у меня был ЗИЛ тентованный, а требовались там исключительно самосвалы (зерно возить), то оказался я не у дел. И чтобы не слонялся я без дела по району и не смущал население, нашел мне председатель работенку. Дело в том, что в то время (да и по сию пору) с деньгами на селе было туго и за работу колхозники (вернее сказать колхозницы, поскольку большей частью это были бабы – последствия ВОВ) получали натурой – зерном. Большая часть из них была замужем и могла посредством мужа и транспорта довезти зерно до мельницы и превратить его в муку, а далее — в деньги, шмотки, кое-какую технику и прочее… Но меньшая часть, холостячки и вдовы, сделать такое могли бы разве что перетаскивая зерно и муку на собственной спине. И поскольку мельница находилась верстах в 200 от села, это превращалось в неразрешимую проблему. Вот и сподвиг председатель меня отвести всех желающих вместе с зерном до мельницы и с мукой обратно до дома. «В накладе не останешься», — хитро улыбаясь, заверил он меня. 

Набралось таких желающих душ тридцать, все молодые здоровые тетки, кровь с молоком. С утра загрузились с мешками в кузов и поехали. Необходимо заметить, что в степи машины передвигаются по высоким намытым дамбам, до того узким, что встречный транспорт еле разъезжается. Связано это с тем, что весной степь заливает почти по самый верх этих дамб и передвигаться можно либо на катере, либо по ним. Ну а в момент сбора урожая воды нет и в помине, а машины перемещаются на высоте птичьего полета над землей. И вот еду я по этой дамбе, как по небу лечу, солнце жарит нещадно, в кабине как в сауне. Я сам в трусах, но не прочь снять и их, дорога от жары развязла, как пластилин, того и гляди кувырнусь вниз, навстречу вечности. А бабы в кузове освоились, песни затянули. В общем весело. Мне хоть и трудно, но тоже, в общем-то, хорошо. В уме прикидываю – если с каждой по червонцу – это 300 рэ, ОЧЕНЬ хорошие деньги по тем временам. И тут случается ЧП.

Камнем со встречного самосвала мне усандаливает в лобовуху. Триплекс сразу становиться белым, как молоко, видимость ноль, тормозить резко нельзя, машина улетит в обрыв, короче – П…Ц! За долю секунды принимается единственно правильное решение – не снижая скорости и не меняя направления, я изловчаюсь и кулаком выбиваю лобовое стекло. Рука в гуано, возможно даже сломана, боль страшная, но зато хоть видно все.

Кое-как добрались до мельницы, товарки – за мукой, я – в травмпункт. В общем, ближе к полуночи довез я их до дома. Одна выпрыгивает, «спасибо!», хвать мешок и домой. И кроме этого ничего! Вторая, третья… тридцатая. В общем, все, кроме спасибо, ничего не отдали. Вот это, млин, думаю, скатался и натерпелся задарма! Усталый, злой, с загипсованной рукой вернулся я на базу. А там председатель меня ждет – улыбается. Думал засветить ему по роже, да связываться не захотелось. А председатель и грит – «Думаешь, прокатили тебя. Ан нет! Пока ты обратно их вез, разыграли тебя – у кого ты первую ночь проведешь, у кого вторую и так далее до тридцати! И потренируй здоровье, потому как у нас в деревне мужик либо женат, либо пьянчужка с малой пользой по этому делу. А бабы эти дюже по нему изголодавшиеся! А вот, кстати, тебя первая дожидается…»

Гляжу, и правда стоит, на меня ТАК смотрит, не отрываясь, разве что слюна не течет. И понеслась. Русские, туркменки, украинки, беларуски, узбечки, татарки, армянки, грузинки… Наверное, не было такой нации, которую я бы не попробовал за этот сумасшедший месяц. И ни одной ночи я не спал больше двух часов, так что вскоре стал опасаться за свое здоровье. А работать уже вообще не мог.