Адлер. Сборы. Утро. Маугли нарезала хуеву тучу свежей капусты, залила ее уксусом, пересыпала солью, и меланхолично двигая мясорубкой хрустит так, что я просыпаюсь.
- Ты чего? – бормочу я, зевая так, что чуть не порвалась пасть. – Сейчас же на завтрак пойдем.
- Я расту, - поучительным тоном отвечает она мне, роняя изо рта часть непрожеванного завтрака на пол, тут же, не стремаясь, поднимает его и запихивает в рот. Я зажмуриваюсь, но это не помогает, и я понимаю, что сегодня у меня будет разгрузочный день.
- И че меня на капусту с уксусом потянуло, не знаешь? – спрашивает она меня, потому что я для нее кладезь полезной и умной информации, и должна знать все обо всем. Если бы она знала, что такое Нобелевская премия, то стопудово, закидала бы их комитет своими посланиями, что бы мне ее обязательно вручили. Два раза. А еще лучше – каждый год.
- А хуй знает, - отвечаю я, ковыряясь в сумке и думая, какое бы белье сегодня одеть, чтобы сразить наповал одного бегуна из Волгограда, который имеет привычку невзначай заглядывать за трибуну, когда я меняю футболку. – У моей бабки так же было. Захотела капусты с уксусом, нахерачилась ее и умерла через три дня. 

Хруст прекратился, мозг Маугли начал загружать информацию. Через пару минут она отодвинула от себя бадью с капустой, и начала одеваться. Мы пошли на завтрак.

После тренировки мы с Маугли устало тащимся со стадиона в номер. Горячей воды в гостинице нет, и приходится полоскать усталые тела в холодной воде, что очень бодрит, если бы не истерические визги Маугли. Она запрыгивает под чахлую струю воды, благим матом орет: «Пиздец, бля!», выскакивает, и, отдышавшись, снова кидается на баррикады. От ее крика перепонки вдавливаются внутрь, и непрестанно звенит в ушах. Не знаю, что она там отмыла таким способом, потому что мыло и мочалку я в ее руках не наблюдала.

На ужине, она, жуясь, бубнит себе под нос, что она, все-таки растет (видимо, утренние слова о росте осели на подкорке, и стали девизом всего дня), что ей надо усиленно питаться, что она много сил тратит на тренировках. Ее пиздежь сушит мой мозг, я и так не ела весь день, потому что перед глазами так и стоит кусок непрожеванной капусты с пола, который она запихивает в рот, а тут еще она достает своими стонами.
- Хватит! – рявкаю я, ударив ладонью по столу.
Она вжимает голову в плечи, ибо знает, что если Лелька кричит, то скоро в дело пойдут подзатыльники.
- Ща пойдешь, и купишь себе пожрать. Только не стони.
- Аха, - обиженно гудит она. - Я на чем готовить-то буду? Плиты-то нет…
- Купишь рис «Анкл Бенс», зальешь его кипятком, и пожрешь.
- Без мяса?

Я скрежетнула зубами, выпила залпом стакан компота и направилась к местному базарчику. Через пяток минут за спиной послышался топот и пыхтение. Я задержала дыхание, вжала голову в плечи, прижала руки к груди и приготовилась. Через секунду сзади меня обхватили могучие лапы, приподняли и начали мотать из стороны в сторону. Многострадальные ребра поскрипывали, волосы, разметавшись, реяли по ветру, подбородок Маугли упирался мне в шею, причиняя адскую боль. Она крутила меня и орала:
- Лелька! Я тебя обожаю! Сама бы я про этот Бемс и не догадалась бы!
Мозг загрузил информацию.

На базарчике туземцы мужского пола насовали нам два пакета фруктов, в обмен на выдуманные на ходу номера телефонов. Купив рис, и прибавив к нему еще банку тушенки, мы вернулись в номер.
Я валяюсь на кровати и наблюдаю, как Маугли пытается разобраться, что нужно делать с рисом. Она усердно шевелит губами и свистящим шепотом перечитывает инструкцию уже шестой раз. Вода в кастрюльке весело булькает, она вынимает кипятильник, и (я не успеваю даже мяукнуть), вскрывает пакет с рисом и засыпает зерна в кипяток. Мне нечего ей сказать. Если я сейчас скажу, что рис нужно было опускать в кипяток в пакете, то она зависнет, и останется голодной. Она, выждав какое-то время, приподнимает крышку.
- Лелька, а там воды много, какой-то суп получился. Что делать?
Я, пытаясь (в который раз безуспешно), хоть как-то немного разогнать ее мозг простыми, на мой взгляд, вопросами, спрашиваю:
- Как ты варишь обычный рис дома?
- Ну… Я это.… Кипячу молоко….
- Иди, слей лишнюю воду в раковину, - прерываю я ее, понимая, что у нее просто неисчерпаемый ресурс серого вещества.

Она подхватывает кастрюльку и тащит ее к раковине, тихо подвывая. Бросает кастрюльку в раковину, хватается пальцами за уши и исполняет танец якутского шамана. Я с интересом смотрю, сильно подозревая, что сейчас похожа на лайку из упряжки того самого шамана, только что не лижу себе яйца, задрав лапу.
Маугли крутится на месте, и я, прислушиваясь к завываниям, понимаю, что ручки у кастрюльки были горячими. «Балбеска, бля» - лениво думаю я, и отворачиваюсь к стене, но тут же соскакиваю с кровати от дикого вопля.
Маугли замерла, держась пальцами за мочки ушей, над раковиной. Опрокинутая кастрюлька стыдливо, медленно, как вулкан лаву, извергала перепаренный рис в грязную раковину. Тошнота снова подкралась к горлу, потому что до этого я пыталась вбить Маугли в голову, что харкаться в раковину, да и вообще, девушка не должна.

Матюкнувшись, я дала сильнейшего пендаля, на какой только была способна, ей под седло, и пошла в номер к пацанам, рубиться в дурака. Через два часа, в небольшом подпитии, я прокралась в номер. В раковине стояла немытая тарелка из-под риса, в ведре валялась банка из-под тушенки. Маугли была сыта и горой возвышалась под одеялом, подрыгивая во сне ногой. «Вот, еблунья, сожрала все-таки» - подумала я, засыпая.

Проснулась я оттого, что Маугли, в потемках нашарив мою грудь, вцепилась в нее (приняв ее за плечо, что ли?) трясла меня. Для того чтобы отодрать ее лапищу, мне пришлось сильно потянуть ее за спутанные волосы. Взвизгнув, она, к моему облегчению, отцепилась от груди.
- Хули надо? - спросила я.
- Лелька, у меня в жопе колет, - скороговоркой выдала она.
От неожиданности я заржала так, что чуть не подпустила в трусики.
- У тебя там ро-о-о-оза-а-а-а, - все, что смогла я выдавить из себя, задыхаясь от смеха.
- Какая, на хуй роза? Правда колет. Я умру?
Отдышавшись, я предположила, что она простыла, принимая холодный душ, и что к утру все пройдет, главное не нервничать. И беречь себя. И, главное, не лезть в море в апреле, о чем я предупреждала заранее. В общем, мое занудство, и спокойный тон, успокоили ее. Я уложила ее в постель, подоткнула одеяло, и, хихикая, улеглась сама.

Во сне, я в костюме Женщины-кошки (он был мне очень к лицу) шастала по какому-то заводу, от кого-то убегая. Притаившись за углом, я поджидала своего врага. Он выскочил неожиданно, какой-то здоровый лохматый дядька, схватил меня за плечо и загудел в ухо Мауглиным голосом: «Лелька-а-а…. Ну в жопе-то все равно колет. Я точно не умру?» Я вынырнула из сна и снова чуть не обоссалась, только уже от страха. Маугли стояла надо мной, до усеру похожая на того дядьку.
- Блядь! Да что тебе надо-то? Заебала, чесслово! - заорала я.
- Ну, Лелька, ну не кричи. Я тут подумала, я на ужин рыбу брала, может, там косточка застряла?
- Ну и как ты себе это представляешь? – удивилась я тому, что она ПОДУМАЛА.
- Ну…. Она как-то в горле проскользнула, а в жопе застряла.… Поперек…. И колет теперь.
- Значит, теперь ты всегда будешь ходить с рыбьей косточкой в жопе, - резюмировала я. – А теперь, пошла на хуй, я спать хочу.
- Лель, - захныкала она, - а может, ты посмотришь?
- Может тебе еще вытащить ее? Дура, бля, на хуй, сказала, иди!
- Ну, если ее видно, ты пинцетом сможешь вытащить….
Покрыв ее всеми матерными словами, которые знаю, я пообещала сводить ее завтра в медпункт, чем успокоила ее, и, укрывшись одеялом с головой, что бы не слышать ее предсмертных стонов, заснула.

Во сне, я, на какой-то машине, гоняла по горному серпантину. Перед резким поворотом, выворачивая руль, я так его потянула, что он оказался у меня в руках. Я пыталась закричать, но не могла. От ужаса я проснулась и все-таки заорала. Маугли сидела возле моей кровати, в позе Роденовского «Мыслителя», только вторая рука мирно покоилась на том месте, где по ее соображениям застряла рыбная кость.
- Лелька, - прошелестела она, - я тут подумала….
Ее слова повергли меня в шок. В голове моментально пронеслась мысль о том, что мозг у нее в жопе, рыбья кость тычется в него, чем и стимулирует мыслительные процессы. Она никогда не думала больше, чем один раз в неделю, а тут аж два раза за небольшой промежуток времени. Сон сняло, как рукой.
- Что случилось? – испуганно выдавила из себя я фальцетом.
- А твоя бабка правда умерла через три дня после того, как поела капусту с уксусом?

Занавес, йоооптыдь))