Мои таиландские передвижения в поездах напомнили мне одну давнюю историю. К сожалению, я уже подзабыла многие детали, поэтому пробелы в моем рассказе можете заполнять своим воображением. Год был то ли 96, то ли 98, не помню. Я повезла своего бойфренда израильтянина из Цинциннати в Украину на летние каникулы. Естественно, мы поехали и в Крым — в места моей юности Коктебель и Лисью Бухту. Билетов в кассе не было, но мы поступили, как посоветовали харьковские знакомые: договорились с проводником. По дороге в Крым проблем не было, мы легко уехали. Отдохнули там недельку с моими друзьями, поездили по окрестностям и собрались обратно. Уезжать из Феодосии трудно, это мы знали. Поезд в Харьков ходил через день. Но у нас был план: соседка мамы моего друга работала на железной дороге и посоветовала пойти в определенный вагон к определенной проводнице и что-то там ей сказать. Поэтому мы особо не беспокоились. Для бойфренда это все была местная экзотика, развесистая совковая клюква, о которой он знал по рассказам родителей, уехавших еще в 60-е из Молдавии. Он относился к приключениям в поездке как к этнографической экспедиции. По-русски он понимал процентов 50, объясниться на уровне спасибо-пожалуйста мог с акцентом, ну и все. О реальной жизни в России-Украине не знал почти ничего. 

В определенное время мы приехали к нашему поезду в Феодосии, нашли вагон, но фокус не удался: не помню, что случилось — то ли этой проводницы не было на смене, то ли еще что-то. Мест нет, поезд осаждают толпы. Мы занервничали. Я стала уговаривать проводника, объяснять, что мы все такие из Америки, друг иностранец, нам нужно улетать домой и так далее. В результате, почти перед отходом поезда, проводник нам сказал пойти в какой-то другой вагон и спросить там проводницу Люду.

Ее нужно очень попросить, она все может. Мы кинулись туда. Бег по перрону, вещи, нужный вагон и Люда: женщина лет сорока, может и моложе, подтянутая, накрашенная со строгим горделивым лицом. Не помню уже как я ее уговаривала, но в последний момент она нас пустила — спокойно, величественно и с достоинством. Назвала некую цену и привела нас на две пустые полки прямо в первом отделении ее плацкартного вагона. Хотя поезд был забит и многие такие же как мы горемыки остались на перроне, несолоно хлебавши, я подумала, что может это такая коррупция: оставлять зарезервированные пустые полки ради денег в карман. То есть не слишком удивилась их наличию. Но жизнь (и коррупция) оказалась куда ярче и многообразнее, чем я предполагала.

В вагоне было много людей с торбами, душно, но в нашем отделении как раз было открыто окно, так что было чем дышать. Постепенно суматоха заселения в поезд прошла, поезд поехал, мы расслабились. Проводница Люда закрылась в своем купе, мы ее больше до отхода поезда не видели.

Часа через полтора была остановка, кажется, в Джанкое. В вагон зашла молодая женщина с ребенком, посмотрела на наши места и пошла разбираться с проводницей. Естественно, места были ее. Проводница Люда, пришла в наше отделение и, не моргнув глазом, стала объяснять женщине, что на эти места продали двойные билеты. Я совершенно обалдела, потому что такого поворота никак не ожидала. Злить проводницу мы не могли, потому что она бы нас просто выкинула из поезда, если бы мы начали выступать и сдали бы ее махинации. Бог с ними с заплаченными деньгами, но в этой глухомани мы бы на другой поезд уже точно не сели. Оставаться на этих полках мы тоже не могли, естественно. Женщина совала свой билет в лицо проводнице, та на него даже не смотрела и продолжала бухтеть про двойные места (разговаривала она при этом уверенно, спокойно и с достоинством), мы сидели на иголках, готовые уйти оттуда в любой момент. Там еще что-то было связано со вторыми полками, на которые женщина с маленьким ребенком, естественно, не хотела идти (хотя билет был куплен на них), но я точно не помню. В результате проводница сделала женщине «одолжение»: каким-то образом переселила ее вдвоем с ребенком на чужую нижнюю полку, но на одну, а нас (вдвоем!) на верхнюю. Мы были уже готовы на все, конечно. Когда проводница ушла, мы, естественно, тихо объяснили женщине ситуацию, да к нам у нее претензий и не было.

К тому времени наступила ночь и из открытого окна прилично задуло. Мы попытались его закрыть, привлекли мужиков с других полок, — ничего не получалось. Пошли за проводницей. Она заперлась в купе и долго говорила, что сейчас придет. После стука третьего или четвертого гонца она наконец-то выплыла в вагон, строго посмотрела на открытое окно, подняла бровь и важно сказала: «Хорошо, я вызову электрика!». Пассажиры облегченно вздохнули, покивали головами, мол, наконец кто-то пальцем пошевелит, сейчас нам починят окно! Но тут же выражение лиц стало меняться, все обескураженно переглянулись и раздался чей-то тонкий вопль: «Какого электрика?! При чем тут электрик?!» Но было поздно: Люда давно уже развернулась и исчезла в коридоре, из которого донесся щелчок замка ее купе. После этого в вагоне начали роптать, но мы все еще и близко не догадывались, какой цирк нам придется пронаблюдать в течение последующей ночи.

Через некоторое время была очередная остановка и в вагон зашел мужчина с рюкзаком. Он прямиком направился к полке в нашем отделении, на которой лежала женщина с ребенком. Билет на эту полку у него был. Они с женщиной долго сравнивали билеты, места им продали действительно двойные. Люди из ближайших отделений уже вовсю с интересом смотрели в нашу сторону. Мужчина пошел вызывал Люду. Через некоторое время Люда появилась, сравнила их билеты и победно сказала: «Ну вот, я же говорила! Двойные билеты продали! А вы еще с ребенком собирались на разных полках… Взяли чужую нижнюю… Теперь что будем делать?» Бедная женщина, у которой как раз изначально были куплены все правильные билеты, теперь почувствовала себя виноватой кругом во всем и, кажется, всерьез боялась, что ее сейчас высадят из поезда. Мужчина стоял посреди прохода и явно сдавать позиций не собирался. А мы тихо-тихо собрали вещички и выползли из этого отделения. Когда там все как-то утряслось, проводница затылком почуяла, что пора разбираться и с нами, хотя очень не хочется. Не буду утомлять вас нашими переговорами, но в результате был найден единственный выход: нас отправили на третьи багажные полки в глубине вагона. Это был не самый лучший вариант: ни для нас из-за неудобства, ни для проводницы, потому что пассажиры на третьих полках — это уже откровенное нарушение. Но поскольку высаживаться мы без боя не собирались, а отдавать нам свое купе проводнице было в лом, на том и порешили.

На предоставленные нам третьи полки проводница услужливо выдала по замызганному полосатому вагонному матрасу. Мы были рады уже хоть этому, поскольку поняли, что Люда у нас женщина непростая. Мой бойфренд был в таком шоке, что чистота матраса его не слишком волновала, но вот необходимость лезть на третьи багажные полки произвела на него сильное впечатление. Надо сказать, что в этом отделении тоже были две пустые полки, и проводница предложила было нам снова их занять, но мы уже не поддались на провокацию, а тихо и смирно залегли на третьих полках, надеясь все же поспать. Мы были уже сильно измотаны к тому моменту.

Тут надо добавить, что у проводницы Люды в эту смену была ученица-подмастерье: молодая девушка, например Наташа, которая должна была учиться у опытной проводницы Люды премудростям сложной проводницкой работы. Учеба заключалась в том, что девушка Наташа ходила по пятам за проводницей Людой, глядела на все ее действия круглыми глазами, а проводница Люда временами говорила ей через плечо что-то важное и многозначительное, типа «Видишь, вот это надо вот сюда» или «Ты будешь вот так, а оно вот так». Потом Люда разворачивалась и уходила в свое купе, а девушка Наташа хвостиком семенила за ней, и они там закрывались изнутри, обе важные и серьезные.

Через короткое время проводница вышла из своего купе и стала собирать деньги за постели (помните такую практику?). Поскольку вагонные постели обычно были серые и сырые, некоторые граждане возили свою постель из дома, отказываясь покупать вагонную. И вот Люда с семенящей позади Наташей ходит по вагону и собирает деньги за постели, и тут начинает выясняться, что матрасов (которые обычно просто лежат в каждом отделении на третьих полках) на всех не хватает. Проводница Люда стала озабоченно обеспечивать матрасами нуждающихся, но тут магическим образом оказалось, что матрасы достались только тем, кто заплатил за постели. Пассажиры со своими постелями остались без матрасов и начали возмущаться. Люда была невозмутима. «Ну как же, — говорила она, проходя дальше по вагону и не удостаивая жалобщика личной беседой, а говоря как бы в воздух, но спокойно и с достоинством, — ведь вы постель не взяли, откуда же будет матрас». «Но матрасы же положены всем, они бесплатные!» — приводил доводы пассажир. «Ну вот, — с готовностью соглашалась на ходу Люда, — матрасы положены всем, а постели покупают не все, вот и не хватает матрасов!» «Но как же не хватает, — все еще пытался урезонить пассажир, — если они на всех должны лежать в вагоне. При чем тут постели?». «Правильно, — подтверждала Люда, — они должны лежать на всех, но из-за некоторых, которые отказываются от постелей, получается, что и матрасов не хватает. Нет их, недостаточно!» «Почему же недостаточно?! — пассажир продолжал взывать к логике, но уже взвизгивая, — Ведь если матрасов 50, людей тоже 50, то какая разница, кто покупает постель, а кто нет? Матрасов же меньше не становится!». Люда как бы даже удивлялась такому тугодумству вроде бы разумного человека и, как ребенку, ласково объясняла: «Как же меньше не становится? Ну вы же сами говорите, что людей 50, матрасов тоже должно быть 50, но если некоторые люди не берут постели, то вот и получается, что не хватает матрасов! Откуда же им взяться? Все верно! Вот к ним и претензии. Наташа, пойдем.» — и, как вы уже догадываетесь, на этом она развернулась, с гордой осанкой прошагала впереди Наташи, у которой на лице было написано «видите, как она все терпеливо и умно вам объяснила, а вы как будто считать в школе не научились!», и захлопнула дверь в свое купе изнутри.

Пассажиры продолжали беспредметно возмущаться еще некоторое время, но потом до них все же стало потихоньку доходить, и они обратили свои сонные злобные взгляды на нас, притихших на своих третьих полках. Вот же они, недостающие матрасы! Ну, не все недостающие матрасы, но хотя бы два из них. Несмотря на то, что в вагоне каким-то образом не хватало значительно больше двух матрасов (а куда она дела остальные я до сих пор не знаю), всегда проще сфокусировать свой гнев на том, что лежит на поверхности, пусть это и не слишком продуктивно. На поверхности лежали мы. Народ закипел не на шутку, пошел стучать к Люде в купе, а когда она не открыла, кто-то пошел вызывать начальника поезда. Тут мы уже точно поняли, что сейчас нам хана. Однако пока бунтовщики ходили за начальником, поезд остановился на очередной остановке и нас ожидала очередная сцена. Люда двери вагона не открыла. Она поначалу вообще не вышла из купе. Когда в дверь вагона стали стучать, она лениво выползла и через закрытую дверь развела руками, мол, мест нет. Времени было уже часа два ночи, поезд явно долго стоять не собирался. Человек на платформе в отчаянии кричал, что как это мест нет, у него же билет. Люда делала вид, что не слышит, и продолжала жестами показывать, что ей очень жаль, но помочь она ничем не может. Человек махал билетом перед стеклом двери и кричал «вы что, с ума сошли?» На что проводница еще раз развела руками и с искренним недоумением громко сообщила:

«У нас все дома!»

Тут пассажиры, слушавшие этот диалог с ужасом, не выдержали и покатились со смеху. Подозреваю, не мы одни из этого вагона пользовались потом цитатами из проводницы Люды долгие годы. У нее явно был талант.
Человек на платформе перешел на угрозы, и проводница его наконец впустила. Когда поезд тронулся, в вагон подоспел начальник поезда в сопровождении жалобщиков. Пожилой, полный, усатый мужик в фуражке, начальник поезда спокойно выслушал все проблемы, окинул взглядом наши третьи полки, строго посмотрел на подоспевшую проводницу Люду и поднял бровь. Люда что-то пролепетала, сменив гордый облик на кокетливую покорность. Начальник произнес несколько суровых фраз, призванных, видимо, произвести впечатление «нагоняя», но не обладавших абсолютно никаким логическим смыслом, Люда полностью согласилась со всеми претензиями, не стала отпираться и взяла всю вину на себя. Из-за ее плеча с готовностью кивала Наташа. Начальник еще раз окинул вагон строгим взглядом, развернулся и ушел восвояси. Люда с Наташей послушно смотрели ему вслед и, когда двери за ним захлопнулись, повернулись в обратном направлении и исчезли в своем купе. Победные выражения лиц у пассажиров продержались еще несколько секунд, потом поблекли, потом сменились унынием. Революция не удалась, карты оказались мечеными. Все пошли по своим полкам, дело шло к трем ночи.

Мы, наконец, вздремнули, но через какое-то время были разбужены криками и шумом, доносившимися из тамбура. Поезд стоял на очередной станции, в наш вагон пыталось зайти семейство с большим количеством вещей и корзин с фруктами. Двери Люда для разнообразия открыла, но когда в тамбур начали вносить десяток котомок и корзинок, у нее снесло крышу. Сначала она ласково поинтересовалась, можно ли ей взглянуть на багажный билет. Естественно, никакого багажного билета не было. Тогда Люда начала с невозмутимым видом попросту выбрасывать корзины на платформу. Владельцы, — мужик и баба лет 55-ти, которые к тому же везли с собой внука лет 7-ми, — кинулись с воплями втаскивать пожитки обратно. Так они и боролись до отхода поезда: Люда лениво пыталась скинуть вещи, а владельцы на нее дико орали и вталкивали все поглубже в вагон. В результате на перроне, кажется, осталось пару корзинок, но большую часть вещей им удалось спасти. К тому времени, как они притащили все в вагон, Люды уже и след простыл: она снова исчезла в своем купе и заперлась изнутри.

Никто уже, естественно, не спал. Как вы, наверное, догадались, пришли эти пассажиры ровно на те две пустые полки, которые находились под нами. Остальные люди в вагоне со своих полок с любопытством наблюдали за тем, как потные, взъерепененные мужик и баба громко распихивают здоровенные узлы и корзины по всем мыслимым углам и по ходу дела кроют нашу Люду на чем свет стоит. «Не, ну ты подумай! Як це так, а? Ты видал вообще?! Та шо ж это делается! Какие еще багажные билеты? Прямо отак от взяла и скинула! От мы приедем, я сразу пойду до ее начальства, вона у меня попляше еще!» Когда они наконец подуспокоились и расселись, баба вспомнила о том, что с ними еще едет унучек, который к тому же некормлен. Она открыла одну из корзинок, выложила на стол какую-то снедь и стала кормить дитятю, вытирая пот со лба. По вагону, а особенно на наши третьи полки, поднялся густой копченый запах. На моего бойфренда к тому моменту я уже и смотреть боялась. Понемногу в вагоне все опять стихло, поезд мирно покачивался в темноте, всех клонило в сон. Унучек доел свой ужин, тетка собрала все по кулькам и стала доставать постели из своей сумки. Через несколько минут напряженной тишины раздался ее четкий голос с роскошным фрикативным «г»:

«Слышь, Ваня, а где наши матрасы?!»

Вагон взорвался дружным гоготом пятидесяти человек: и тех, которые были на матрасах, и тех, которые без. Мы с бойфрендом чуть не свалились с наших полок от истерического смеха, в который вылились весь наш недосып, нервное напряжение и усталось. Что было дальше, я не помню. Утром происходило еще какое-то познавательное взаимодействие с Людой, кто-то еще раз бегал за начальником поезда, а после приезда некоторые пассажиры таки пошли к начальству ж/д вокзала (или, во всяком случае, были полны решимости пойти). Это все уже растворилось в памяти. Осталось только воспоминание о самой насыщенной событиями ночи в поезде в моей жизни, облик проводницы Люды и цитаты, многократно повторяемые с тех пор по разным поводам: «У нас все дома», «Где наши матрасы?» и «Сейчас позову электрика», когда в доме ломается что угодно, кроме электроприборов.