Семейная легенда. Действующие лица — мои тесть и теща, но поскольку были
они тогда совсем юными, буду называть их просто по именам.

На дворе начало пятидесятых. Боря приехал покорять Москву из небольшого
южнорусского города. Юноша он всесторонне одаренный и очень
положительный, чтобы не сказать идеальный.

Студент престижного
техничекого вуза, сталинский стипендиат, профорг курса, спортсмен -
словом, если бы не пятый пункт, хоть сейчас на икону. Так же легко и
уверенно, как завоевывал высшие баллы в учебе и призы на соревнованиях,
он завоевал сердце Анечки, девятнадцатилетней студентки филфака, милой,
доброй и очень домашней девочки. Забегая вперед, скажу, что они прожили
вместе почти пятьдесят лет, и более гармоничной пары я никогда не видел.
Трогательный студенческий роман, походы на каток и в театр, долгие
проводы, споры о прозе Трифонова и поэзии Блока. Наконец Анечкина семья
решает, что пора бы на мальчика и посмотреть.

О семье чуть подробнее. В трехкомнатной квартире на Волхонке живет
девять человек: папа с мамой, бабушка с дедушкой, дядья, тети и сама
Анечка, всеобщая любимица, единственная дочь и внучка. Анечкин дед до
революции владел небольшой фабрикой и был, вероятно, незаурядным и очень
удачливым человеком, потому что в чехарде последующих событий сумел
сохранить не только свою жизнь и всех членов семьи, но даже кое-какие
остатки имущества, выраженные преимущественно в хрустале и фарфоре. Не
бог весть что, но на фоне всеобщей бедности впечатляет. 

Глава семьи — не дедушка-фабрикант, а его жена Ирма Михайловна, Анечкина
бабушка. Боря впоследствии называл ее грандтещей. Женщина старой
закалки, в том возрасте, когда голова уже заметно трясется, но спина
по-прежнему пряма, язык остер, а ум ясен. Сквозь аристократические
манеры изредка прорывается местечковый акцент, который нисколько ее не
портит. Конечно, ее слово последнее во всех серьезных вопросах, и в
первую очередь — в вопросе о том, кто достоин и кто недостоин руки ее
драгоценной внучки.

Формальным поводом для Бориного визита стало незначительное, человек на
двадцать, семейное торжество. Гостиная полна родственников. За стол пока
не садятся, но на него уже выставлены все дедушкины богатства:
фарфоровый сервиз знаменитого кузнецовского завода (19 век), бокалы и
рюмки прямо с царского стола (в начале 20-х была распродажа дворцового
имущества, и дедушка ее не пропустил). Салаты в салатницах, селедка в
селедочницах, суп в огромной фарфоровой супнице. Можно снимать кино из
буржуйской жизни.

Ирма Михайловна ведет с Борей светскую беседу, эффективности которой
позавидовал бы любой следователь на Лубянке. Через пятнадцать минут она
уже знает всех Бориных родственников и всю Борину биографию, начиная с
двойки в первом классе. И поскольку эта двойка — самое страшное
прегрешение, Боря чувствует, что этот экзамен он выдерживает так же
блестяще, как и все предыдущие экзамены в своей жизни.

— Боренька, неужели вы только учитесь и сидите на собраниях? Скучно
ведь, надо как-то и отдохнуть, поразвлечься.
— Конечно, Ирма Михайловна. Я еще спортом занимаюсь.
— Да? И каким же?
— У меня второй разряд по волейболу и лыжам, первый — по шахматам и
спортивной гимнастике.
— Гимнастика? Это где на голове надо стоять? Я бы скорее умерла, чем
встала на голову.
— Ну что вы, Ирма Михайловна, это же так просто!
Боря встает и легко, почти без разбега демонстрирует стойку на руках на
краю стола. Тренированное тело вытягивается в струнку, элемент выполнен
безукоризненно, гости ахают, Анечка замирает от восторга. 10 баллов
ровно, Борис Крамер, Советский Союз.

Увы, интерьер квартиры несколько отличался от интерьера спортивных
залов. В верхней точке траектории Боря задевает ногой висящую над столом
тяжелую хрустальную люстру. Люстра обрушивается на стол, вдребезги
колотя кузнецовский фарфор и царский хрусталь. Сверху, добивая
оставшееся, валится Боря. Одним движением он довершил то, чего не смогли
сделать революция, нэп, эвакуация, Ягода, Берия и Гитлер.

Трехминутная мхатовская пауза. Тихой струйкой сыплются на пол осколки.
Апрельской капелью капает суп. Мама держится за голову, папа — за
сердце. Анечка выбирает между упасть в обморок и немедленно бежать от
позора в Арктику. Прочие родственники застыли в разнообразных позах, но
на самом деле все ждут реакции одного человека — Ирмы Михайловны.

Грандтеща не подвела. Боря говорил, что после этого случая зауважал ее
на всю жизнь. Она не высказала будущему грандзятю ни одного слова
упрека, а всю критику сумела обратить на себя. Она обернулась к мужу и
произнесла:
— Сема, и где была моя голова? Ну почему я не спросила про шахматы?

История повторяется. Спустя много лет я попал в дом Бори и Анечки в
качестве жениха их младшей дочери. Я был таким же, как Боря,
провинциалом и студентом технического вуза, хотя, конечно, не столь
блестящим. Я никогда не занимался гимнастикой. Зато в первый же вечер
решил продемонстрировать свое умение мыть посуду, и последние три
тарелки кузнецовского сервиза погибли от моих рук. И, конечно же, Анечка
не упрекнула меня ни одним словом.

После этого от дедушкиных богатств остались только несколько золотых
десяток, которые были припрятаны совсем уж на черный день — и, увы,
дождались этого дня на рубеже тысячелетий, когда были потрачены на
безумно дорогие, но уже абсолютно бесполезные лекарства сперва для
Анечки, а через год и для Бори. Светлая вам память.